В космическом корабле живет мерзкое, скользкое и смертельно опасное существо. Оно по очереди нападает на членов экипажа и убивает их одного за другим. Существо никогда не показывается в кадре целиком, но ужас, испытываемый зрителем, от этого становится только сильнее. Я, по крайней мере, в жизни не видела фильма страшнее, чем «Чужой». Только в самом конце, когда единственная уцелевшая женщина-космонавт в одиночку побеждает чудовище, мы на мгновенье видим, как оно исчезает в глубинах вселенной под звуки торжественной музыки. И в этот момент существо кажется вдруг совершенно не страшным и даже смешным. Чуть-чуть похожим на морского конька. Я прекрасно понимаю, почему режиссер решил показывать чудовище лишь мельком: чтобы каждый зритель проецировал на него собственные страхи. Не секрет, что никакие спецэффекты не могут оказаться сильнее человеческого воображения. Невозможно изобразить тот бесконечный ужас, который охватывает нас при мысли о чем-то гадком, невидимом и покрытом слизью. Что-то подобное я испытывала по отношению к КГБ, которое пыталось меня завербовать, когда я вышла замуж за датчанина и ждала разрешения на выезд в Данию.
КГБ, Комитет государственной безопасности, скользкое мерзкое чудовище, которое жило своей жизнью в недрах советской действительности – да что там жило, продолжает жить и по сей день, просто под другим именем.
После долгих лет жизни в Дании я приехала в гости в Советский Союз, в пору перестройки и гласности. И не одна, а с дочкой, пятнадцатилетней Аней, которая родилась и выросла в Копенгагене. Наутро после нашего приезда в номере зазвонил телефон. Мужской голос попросил позвать Софию Лазаревну.
В России при официальном обращении к человеку используется два имени: его собственное и имя его отца. Возьмем для примера меня. У меня в паспорте в графе «Имя» написано «София». Друзья зовут меня Соня, или Софа, или Сонечка. Все это – одно и то же имя. Моего отца звали Лазарь. Поэтому, пока я жила в Советском Союзе, у меня в паспорте было написано: София Лазаревна.
Пример 1: Иван Владимирович Иванов – сын Владимира. Их фамилия – Ивановы. Друзья скорее всего называют сына Ваней (помните «Дядю Ваню»?) или Ванечкой.
Пример 2: Мария Александровна Иванова – дочь Александра. Ее фамилия – Иванова. Друзья зовут ее Машей, Машенькой и т. д.
Вот почему Россия непобедима: здесь слишком много людей, и у каждого из них как минимум по три имени. Никому, кроме русских, в этом с ходу не разобраться.
В мире есть только одна инстанция, которая называла меня Софией Лазаревной, и это – КГБ. Голос в трубке сказал, что звонит снизу, со стойки администратора, и попросил срочно подойти, потому что возникли какие-то проблемы с моим паспортом, который я накануне сдала на регистрацию. Меня охватил ужас. Это были «они». Я растолкала спящую Аню и наспех объяснила, что мы сейчас же должны спуститься на первый этаж. Если что-то пойдет не так, я дам ей знак, и тогда пусть выходит на улицу, берет такси, едет к моим друзьям и ждет меня там. Бедная моя девочка, зачем я вообще сюда ее за собой потащила? До этого я привозила ее в СССР только однажды, когда ей едва исполнился годик. Теперь ей было пятнадцать, но она по-прежнему знать не знала ни о каких чудовищах. Сонная Аня просто-напросто не поняла, о чем я говорю, но послушно поплелась за мной. В вестибюле нас с ней встретили и отвели в какое-то помещение, где уже сидели двое мужчин. Давно же мне не приходилось оказываться за одним столом с кагэбэшниками – если точнее, с середины 70-х годов, когда я бог знает в который раз отказалась с ними сотрудничать. Потом меня четырнадцать лет не пускали в СССР. И вот сейчас на дворе стоял 1989 год. До распада Советского Союза оставалось еще два года.
Мужчины ни словом не обмолвились про мой паспорт. Они как будто продолжили с того же места, на котором остановились тогда в 70-х, и принялись выспрашивать у меня про моих датских друзей и коллег. Я рассвирепела. С чего они взяли, что я захочу с ними разговаривать, после того, как я столько раз отказывалась это делать, после того, как они столько лет не пускали меня в СССР? Мне даже не разрешили приехать на похороны отца! Все это я прокричала им в лицо. На что один из мужчин с упреком сказал другому:
– Ну пожалуйста, убедился теперь, что это все зря? Она же не любит свою родину!
Я вскочила на ноги.
– Вы правда считаете, что вы – моя Родина? – прошипела я и решительно направилась к выходу. Аня шла за мной по пятам.
– Что это было? – изумленно спросила она.
И вот, стоя в полумраке коридора советской гостиницы, я принялась объяснять своей дочери-датчанке, что представляет из себя это мерзкое чудовище – Комитет государственной безопасности.
– Шпионы! – воскликнула Аня. Я истерически захохотала.
Морду этой твари я видела тогда в последний раз. Началась же вся эта история еще 1970 году, одним ранним утром. Я только что вышла замуж за датчанина Оле Вестерхольта. Чем могут быть заняты молодожены рано утром, если не спят? Да-да, именно тем, о чем вы подумали. И вот, пока мы занимались любовью, резко зазвонил телефон. Я протянула руку и сняла трубку, надеясь, что разговор будет короткий. «София Лазаревна?» – спросил мужской голос. Он сообщил, что звонит из общежития, в котором должен был быть сейчас мой муж, потому что иностранным студентам запрещалось останавливаться в частных квартирах. Но на десятый день знакомства Оле переехал из общежития ко мне, и жил у меня уже девять месяцев. Голос в трубке сказал, что раз Оле не пользуется положенным ему местом, необходимо прояснить некоторые моменты, поэтому пусть он немедленно приедет в общежитие. Я положила трубку и повернулась к мужу.
