Солнце гневно возвысилось над своим храмом, лучами прорезало густой туман, скопившийся на пике горы, и опалило холодом неверующих, которые несмотря на ранний час соскребали золотые плиты со стен пирамиды.
Был среди жаждущих, но не подле них, и Армандо. Идальго1, грудь которого всегда передвигалась впереди него самого. В лагере шутили, мол он носит запасную кирасу под ребрами, а рыцарь уточнял, что и не одну. В средних своих годах мужчина бросил наемничью жизнь, остепенился в некоим роде, чтобы стать конкистадором. В Новом Свете кровь и порох казались ему более ароматными. К тому же, платили гораздо приличнее, а теперь, когда Куско2 пал, все достойные получат землю, о чем третий сын мелкого дворянина не мог и мечтать в Старом Свете.
Холодок пробежал по белой коже. Армандо поежился. Столь счастливое утро омрачала поистине трагичная новость – друг скончался. И расстались они на прискорбной ноте, полной злословия, упреков и непонимания.
Идальго потрепал шелковистую гриву коня и проехал по пустой улице с красными пятнами на каменных дорогах. Тишину изредка прорубал плачь, эхом разбиваясь о кладку диких зданий. Где-то здесь должен был быть особенный в своей простоте дом, истинно – как говорил его покойный друг – верующий. Со скромной соломенной крышей, с приоткрытыми всегда дверями, готовыми принять гостя, с бадьей чистой воды, которую мог испить путник. А определить, что этот дом – тот самый среди сотен подобных, можно было по каким-то веревкам над косяком.
И Армандо приметил странное плетение у соседнего здания: свисали шерстинки альпака, на которых были незамысловатые узлы. Конкистадор не знал как эта письменность называется, в отличие от друга, посвятившего несколько лет изучению обычаев индейцев. Армандо не понимал его страсти: что могло быть познавательного в столь неразвитой культуре?
Идальго закрыл глаза, сплюнув на орнамент влажных дорог, перекрестился, помолился за упокоение и спрыгнул с лошади, взяв под уздцы. Они прошли за приземистый забор во внутренний двор, окруженный тремя зданиями с циклопической кладкой. Каждый камень был настолько тонко подогнан, что и клинок бы не поместился между ними. Варварская работа. Армандо завел кобылу за угол, чтобы не украли, подтащил ей бадью с водой и, крепкой рукой поправив фальшион3 на поясе, проник в дом с плетением.
Внутри, насколько мужчина помнил, оказалось не менее варварски, чем снаружи: камни, ни намека на декор, хоть какой-нибудь орнамент – одни горшки и голые стены.
– Эй! Кто-нибудь живой? – Армандо прошел в следующую комнату через вырез в стене, но никого не застал. Пещера напоминала столовую: подобие стола, лавки, но все казалось каким-то неправильно угловатым. Зато, если не замечать пыль, пахло достаточно приятно: остатки мясной трапезы витали в воздухе. Свет из крохотного окна над столом доставал до следующего проема в стене, за которым что-то упало.
Краснокожая девушка в хлопковом одеянии величественно преступила границу комнаты. Густые черные волосы были уложены в странной манере, напоминали хвосты диких обезьян, с продетым изумрудным пером. Нос у нее был большим и округлым как Солнце, а ноздри напоминали два полудиска: поднебесный и подземный. Крепкие руки девушки направили копье на нагрудник Армандо. Он потянулся к мечу, но выдавил фразу на языке кечуа, которую повторял друг во время последней встречи. Девушка подняла брови и что-то пролаяла в ответ, немного опустив копье, но мужчина не понимал ни слова, поэтому попытался дружелюбно улыбнуться и пожать плечами. Армандо не знал, используют ли дикари такие жесты, но собеседница обреченно вздохнула, потрясла головой и скрылась за проемом. Идальго расценил это как своего рода приглашение, но затем с раскрытыми глазами вылетел под возмущенные крики: аборигенка скинула одежку с округлой талии – как оказалось за порогом скрывался спальня – и собиралась переодеться.
Мужчина вышел из дома. Плечи вновь свело судорогой: в этих горах Солнце не нагревало землю даже в полдень, к чему испанец не привык, а капли оседали в тумане и покрывали инеем кожу. Осознание того, во что ввязывается, погнало рыцаря к лошади. Он затянул ремни седельных сумок и уткнулся лицом в мягкую шерсть на спине скакуна:
– Ну зачем Адальрик оставил меня, а? Старый дурак. Я бы попивал винцо во дворце, а не брал на себя живую ношу. Какой к черту Эльдорадо? – мужчина услышал позади топот и развернулся.
Девушка накинула меховой плащ и держала объемную суму из верблюда в одной руке, а в другой – всё то же копье с медным наконечником. Золотые искры в ее глазах приковал круп лошади, который поднимался над туземкой на пару голов.
– Ваш род таких и не видывал раньше, а? – Армандо усмехнулся и подошел к девушке, чтобы забрать сумку, но она отпрыгнула, расчертив линию на грязи, и прижала ее плотнее.
