© Любовь Сушко, 2018
ISBN 978-5-4490-5349-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мы встретимся снова, пускай проплывают столетья,
И в жизни иной я узнаю тебя и приму.
И снова в объятьях твоих я проснусь на рассвете,
Средь тысячи лиц я увижу тебя и пойму..
Условности мира, его миражи, расстоянья —
Пустая забава, мы все одолеем вдвоем.
Сияние радуги после дождя и признанье,
На мокрых ладонях мы ежика в лес отнесем.
Ты помнишь, как он оказался, на нашей дороге.
Испуганный зверь о пощаде устало просил.
И кот зашипел в тишине – и гроза на пороге.
Он бегал по дому, о, как он тебя рассмешил.
Все врезалось в память – и гром, и испуганный ежик,
И наше свиданье совпало с внезапной грозой.
Но мир был прекрасен: и тихо закончился дождик,
И радуги чудо. И так мы стояли с тобой.
В сиянии сказки летело усталое время,
Оно равнодушно взирало на счастье и боль.
Внезапно приходит любовь, если даже не верю,
Высокий мужчина мне послан судьбой и грозой.
И только любовь нам подарит покой и бессмертье,
А страсть отшумит и утихнет как эта гроза.
Мы встретимся снова, пускай пролетают столетья,
И в вечности, милый, мы будем встречаться всегда.
О, легкая эротика метели. Омичка
Георгию Кичигину самому любимому Художнику
О, легкая эротика метели,
меня бросавшей в бездну площадей,
Мы встретиться на улице хотели,
По Любинскому шли еще быстрей
К художнику, была там мастерская.
И тесный круг, и дивные стихи.
Тень адмирала, тишина какая.
И женщина на зов его летит.
Мне снится город, боль его и стоны,
эротика заснувших площадей,
Наш Любинский, любимый и влюбленный,
он с девы начинается – владей
Простором снежным и моей душою,
художник мой, заложник дивных грез,
Меня он нынче чести удостоил,
коснуться полотна, там запах роз,
Сирени там истома и прохлада.
О чудеса, за окнами метель,
Да, жили мы в эпоху снегопада,
не думали о тяжести потерь.
В метели у реки проходит время,
оно несется в бездну, где Ермак
Тонул, уже в спасение не веря.
Но снова дева с книгою в руках
Встречает нас. И на плечах снежинки,
и плен улыбки, надо бы проститься.
Когда любовь и страсть на поединке,
то замирает третья столица.
И адмирал ее на танец снова
в метель влечет, Рождественская ночь.
Мы видим тени бытия былого,
любуемся, не можем им помочь.
И засыпает третья столица.
И только дева с книгою в тиши,
В реальность нашу хочет возвратиться,
и тихо плачет нежная, в глуши.
И город мой, укутанный снегами
и занесенный вьюгами до срока,
И Пианист, не ведая о драме,
нам музыку дарил и бури рокот
Мы встретиться на улице хотели,
По Любинскому шли еще быстрей
и, легкая эротика метели,
меня бросавшей в бездну площадей,
Она обнажалась, срывая одежды,
Нелепейшей страсти и странной надежды,
Желая вам душу свою показать,
Пред этой толпой обнажалась опять.
И молча смотрели чужие мужчины,
И не было более странной картины.
Чем эти, летящие прочь покрывала,
Со смехом немым всю одежду срывала,
Швыряла толпе дорогие наряды,
О, дивная осень, момент листопада,
Кружились, кружились листы золотые,
И девы смотрели, о чем-то грустили,
И контуры – вдруг нагота проступила,
И замерли все, и толпа отступила,
А там пустота – нет прекрасного тела,
Она хохотала, куда-то летела.
И только одежды ее дорогие
Над этой толпой возбужденной кружили.
И все им казалось – она обнажится,
И в тело нагое хотелось влюбиться,
И впиться, терзая, но нет его, други,
И это узнали, и смотрят в испуге,
На то, чем никто не посмел обладать,
И дева иллюзий вернется опять.
И будет во тьме над толпою кружить,
И только на вечер позволит любить,
И воздух руками нелепо хватать.
Одежды надежды с усмешкой бросать
Она не устанет, в экстазе мужчины.
И девы ее раздраженно окинут
Презрительно взглядами, будут курить.
Мы только иллюзии можем любить
Разбитое зеркало – угол картины,
Того, что осталось от жизни твоей.
Какие-то строки, событья, мужчины.
Во тьме проступают, и бесится зверь,
Которого ты называешь судьбою.
Какая там все-таки злая судьба.
Разбитое зеркало, снова с собою
Ведется бессрочная эта борьба
Она не закончится, свечи погасли,
И души во тьме, и в глуши миражи.
Разбитое зеркало, зло и безгласно,
В метельном экстазе продолжится жизнь.
Очки Абадонна не снимет до срока,
Другой усмехнется: « О, как ты стара»,
Разбитое зеркало, зло и жестко
И нынче и присно ведется игра.
Игра не на жизнь, отравителей стая,
И рукопись, как она ярко горит.
И там, в хороводе душа замирает,
И Штраус, как черная птица взлетит,
И бал королей до рассвета продлится.
А утром все скроет навеки тот снег,
Тот свет, он в душе обреченно разлился
Мой плач, почему так похож он на смех
Какие-то строки, событья, мужчины.
Во тьме проступают, и бесится зверь.
Разбитое зеркало – угол картины,
Того, что осталось от жизни твоей.
Любимейшему Д. Фаулзу «Волхв»
Лихо построен сюжет, и страстей не унять,
Хочется знать, что в финале готовит нам он.
И ощущаю прозренье опять и опять.
Странная песня любви позабытых времен.
Странная дева во тьме – проступают черты.
Узнана всеми, но тайну до срока хранит.
Дивный художник – в экстазе судьбы и мечты.
Нас он тревожит, и в пропасть сознанья манит.
И безрассудно шагну в эту бездну с моста,
