Глава 1
Черный экипаж плавно остановился на подъездной дорожке. Пара мгновений, и дверца тут же распахнулась.
– Спасибо, Матвей, – ступила я на мелкий гравий дорожки. – Можешь быть свободен.
– Да, барышня, – поклонился возница.
Едва поднялась по ступенькам, как дверь особняка тут же отворилась.
– Доброе утро, барышня.
– Доброе, Бажен.
– Как ваше путешествие?
– О! Замечательно! Тула прекрасна – тихая скромная барышня, в правом кармане которой револьвер, а в левом – вкусный пряник.
– Очень интересно. А что скажите о Казани?
– О! Казань – яркая, как танцовщица в вихре цветных юбок и перезвоне десятка браслетов.
– А Петербург? – сощурился Бажен.
– Юный, заносчивый. Этакий Дориан Грей. Красивый, жестокий и холодный. Ему не слишком-то идёт солнце.
– Барышня, да вы никак в поэты решили податься? – лукаво подмигнул Бажен.
– О нет, я точно не поэт, – не смогла скрыть улыбки. – Отец у себя? – стаскивая перчатки и жакет, спросила у мажордома.
– Да, барышня, почитай с самой зари в кабинете. Госпожа были в сильном недовольстве, – седые брови сошлись, образовав глубокую складку, выдавая наивысшую степень осуждения.
– Насколько сильном?
– Госпожа нынче в лимонной гостиной, музицируют…
– Шиш1 побери! – воскликнула я, и тут же прикрыла ладошкой рот.
– Барышня! – всплеснул руками Бажен.
– Прости-прости, – прижала пальцы к губам. – Само вырвалось.
– Ох, барышня, – покачал головой Бажен.
– Ну Баже-е-е-н… А давай ты меня сейчас не увидел, а я Милечке позвоню?
– Хм-м-м… – серые глаза прищурились с явным интересом. – Я ж сегодня ещё к Ефиму не наведывался. Неплохо бы ему озаботится персиковым пирогом.
– Ты чудо! А я тихонечко, да? – стрельнула глазами в сторону отцовского кабинета.
– Пойду-ка, я на кухню, потороплю Ефима с пирогом, – «совсем не обращая» на меня внимания, направился в сторону кухни Бажен.
Не теряя времени, тихой мышкой проскочила к лестнице, и на цыпочках метнулась к отцу в кабинет. Дверь даже не скрипнула.
– Явилась, егоза! – не отрывая взгляда от монитора, бросил вместо приветствия отец.
– Ага, – подошла со спины, крепко обняла за плечи и чмокнула в щеку. – Что ты опять натворил?
– Данияр… – поморщился, как от зубной боли папа.
– Опять? Что на этот раз?
– Проигрался, мерзавец…
– Пф-ф-ф, ну так не впервой же? Что ж тогда маменька в печали?
– В кутузке он. Выкупать не дам! – хлопнул ладонью по столу отец.
– Та-а-ак…
– Пусть вон в армию идёт!
– Так маме и сказал?
– Угу…
– Понятно. Ладно, я Милёне позвонила. Ефим к чаю персиковый пирог печет. А с Данияром придумаем, но ты прав, пусть посидит денёк в кутузке. А сам-то как?
– Да, что со мной будет? – махнул рукой отец. – Вот, сижу и читаю очередной бред сивой кобылы. Чего только не придумают люди-человеки, лишь бы денег получить, – покачал головой отец.
– Да вы, сударь, никак опять тиранить подчинённых собрались? – хмыкнула, плюхаясь в кресло.
– А то ж! Нет, ну ты послушай, послушай! «Увеличить показатели выработки путём сокращения вольного часа2». Или вот. «Ввести штраф за невыполнение нормы выработки». Каково?! А?!
– М-м-м… я бы сказала каково.
– Ну! И за эти «гениальные» идеи они деньгу хочут! Ибо! Где же это? – поправил очки отец, всматриваясь в монитор. – А! вот «…ввести сие повсеместно, на что потребуется множество усилий и затрат»! А ведь нормальный же был парень, когда я его на работу брал! Вот сколько раз зарекался не принимать по протекции! – завёл свою любимую песню отец. – Да я же…
Тихий стук в дверь, прервал начинающийся отцовский спич.
– Богдан Александрович, – на пороге стоял лакей Федор. – Тут к вам господин Лешинский пожаловал. Изволите принять? – И уже ко мне, – Доброго утра, барышня!
– Этого ещё шиши принесли! – как от зубной боли скривился отец.
– Привет, Федь! – кивнула. – Па, а чего он хочет?
– Намедни встретились у Думы. Говорит, дело у него ко мне. Ладно, Федор, проводи его в малую гостиную.
– Да, господин, – кивнул Фёдор и тихо удалился.
– Господин… – хмыкнул папа. – Столько лет уже, а всё ещё ухо режет… не привыкну никак.
Понимающе усмехнулась, разглядывая статного и крепкого мужчину с серебристыми прядями в густой каштановой шевелюре, умными и добрыми карими глазами, в окружении тоненьких нитей морщин, красивой улыбкой, прячущейся в ухоженной бородке эспаньолке. И видела, как нахлынули на него воспоминания…
***
Богдан Александрович Гордеев. Невероятный и непостижимый человек. Возможно, вы скажите, любой человек по сути своей невероятен и непостижим. Да, это так. Но этот – он другой. Совсем другой. Неправильный. Чужой. Даже чуждый… История его похожа на сказку, невероятную и страшную сказку…
Богдан Александрович Гордеев, родился в славном городе Москва, в конце ХХ века, в семье потомственных врачей, ставший, вопреки чаяньям и ожиданиям родных, геологом. И жил он в общем-то обычной и даже интересной, как ему казалось, жизнью. Любимая и любящая жена, хорошая и увлекательная работа, пара верных друзей, праздники в гостеприимной родительской квартире с кучей родственников. Тихая, комфортная, иногда весёлая, иногда грустная, но хорошая такая жизнь. Как у всех.
Это случилось зимой. Празднование нового года в уютном ресторанчике, искрящиеся глаза жены, и маленькая, красиво упакованная, коробочка. Сначала он даже и не понял. Странная пластиковая штучка с какими-то полосочками. Теми заветными и самыми долгожданными двумя полосочками… Неужели? Недоверие сменяется радостью. Счастье разливается в воздухе! И ты хватаешь жену в объятия, и шепчешь и бормочешь что-то невообразимо ласковое и милое. И хочешь обнять весь мир! И что-то страшное врывается в эту радость…
