Глава 1
— Мама, Гаспа́р приехал! — ворвалась я в покои отца. Тут же вспомнила, что мне не подобает носиться, словно я простолюдинка, выпустила из пальцев подол черного траурного платья и спешно расправила его, украдкой покосившись на завешенное зеркало.
— Явился, ублюдок… — Мама сжала зубы и бросилась в коридор, чтобы выглянуть во двор замка, а я побежала за ней.
Оттуда уже доносилось громкое ржание лошадей и зычный гогот пьяной, разудалой компании. Мой беспутный единокровный брат, бастард, нагулянный от одной из служанок еще в юности, задолго до того, как отец женился на моей матушке, ныне графине Алье́нде дас Рези́, верховодил своими приятелями и подпевалами. Судя по их бурному веселью, они уже праздновали… А больше всех ликовал он, Гаспар. Тот, кого я по малолетству искренне любила, считая братом. Пусть всего лишь единокровным, незаконнорожденным, но братом, родной кровью.
Увы, так считала лишь я. А Гаспару притворства хватило ненадолго, только до первой стычки с отцом относительно наследства и титула. Мне тогда было шесть, брату двадцать пять. И когда отец ему прямо сказал, что наследницей стану я, законнорожденная дочь, единственный ребенок, родившийся в браке с обожаемой женой… Вот тут-то и закончилcя наш шаткий мир с Гаспаром.
Он еще готов был терпеть искреннюю привязанность малолетней сестрицы, родившейся от ненавистной мачехи, но не то, что титул, земли и состояние уйдут ко мне, мелкой мерзавке. С того разговора не проходило ни одной нашей встречи с Гаспаром, чтобы я не получала от него толчка, щипка, подножки, «случайно» опрокинутого на мое светлое платье вина, едкого оскорбления или шепотка, что я сдохну как нищенка, а уж он об этом позаботится. Причем делал он так, чтобы этого никто не видел.
Недостойно мужчины, недостойно сына графа (пусть и незаконнорожденного, но признанного официально), недостойно человека относиться так к девушке. Тогда еще девочке.
А потом он стал много пить, кутить, играть в карты, связался с нехорошей компанией…
С тех пор минуло десять лет. И вот… отца не стало сегодня ночью, а с утра пораньше приехал Гаспар. И судя по тому, как веселится его пьяная свора, праздновали они смерть графа дас Рези́ с той минуты, как в город ускакал посыльный папы. Он хотел проститься со старшим сыном…
— Рэми́на, ты всё помнишь? — повернулась ко мне мама, трясущимися руками поправляя растрепавшиеся после бессонной ночи у одра умирающего мужа волосы.
— Да, но мам… Он не посмеет. Ведь завещание…
— Рэми, милая… — Мама глубоко вдохнула воздуха и медленно выпустила его сквозь зубы. — Ты ничего не забыла? Родная, у меня не больше недели, ты же знаешь. Поклянись, что не выйдешь! Если я не выпущу тебя сама в течение восьми дней, то ты…
— Да, мама, — опустила я глаза, пряча слезы. — Месяц. Я помню.
— Я люблю тебя, доченька. — Я оказалась в крепких объятиях.
— И я люблю тебя, мамочка, — слезы уже не удавалось сдерживать. И хотя мне казалось, что я выплакала их еще ночью, горюя о приближающейся смерти любимого отца, но прощаться с мамой оказалось еще больнее.
— Беги! — подтолкнула меня вдова графа дас Рези. — Прячься! Я попробую избавиться от него, но...
И я побежала. Прочь от пьяных голосов, разносящихся по замку. Подальше от старшего брата, ненавидящего меня и мою маму. Туда, где всё готово, где предстоит спрятаться, пока ситуация немного не прояснится. А дальше…
Мы с мамой надеялись на лучшее, только вот и она, и я понимали, мне не справиться с Гаспаром, не удержать власть. Отца больше нет, значит, скоро не станет и мамы. А я… Если за эти восемь дней не успеют приехать стряпчие короля и назначенный короной опекун, то мне останется одно — бежать. Оставлять в живых соперницу Гаспар не станет, подстроит мою гибель мгновенно, я и мяукнуть не успею. Или не подстроит, а просто прирежет… Либо, если не захочет руки марать, то проведу я остаток жизни в самом дальнем храме Неумолимой, у подножия горных кряжей. И, разумеется, я сама туда захочу, скорбя о безвременно ушедших родителях. И конечно же, добровольно откажусь от титула и состояния в пользу единственного близкого родственника… А «остаток жизни» моей в тех условиях будет совсем недолгим, мне там не протянуть и двух лет. Либо сама умру, подорвав здоровье, либо мать-настоятельница и сестры заметят мои способности и убьют.
Неслышный шелест песчинок казался мне грохотом сходящей с гор лавины. Минута за минутой, час за часом, день за днем… Песочные часы бесстрастно отсчитывали время. Им неведомы людские страсти и переживания, им безразлично, что каждый их оборот, обозначающий двадцать пять часов очередных прошедших суток, приближает неизбежное.
Я отмечала каждый этот оборот на листе, чтобы не заблудиться в безвременье, не потерять представление о том, сколько дней прошло с той минуты, как я забежала в тайный ход. Здесь все было готово для беглянки, прячущейся от единокровного брата, жаждущего денег и власти… Я знала, никто, кроме мамы, меня не найдет и не выпустит.
А мама знала, что, кроме нее, никто не позаботится о ее дочери. И превозмогая страх перед разоблачением и неминуемой смертью, графиня Альенда дас Рези, сильная магичка, скрывающая свой дар ото всех, чтобы ее немедленно не сожгли, зачаровывала и дверь в тайный ход, ведущий из моей комнаты, и то, что хранилось внутри. Стазис-ларь, забитый едой на месяц. Три стазис-бочонка с питьевой водой. Одеяла и толстый тюфяк, чтобы не отсырели. Книги, которые не позволили бы мне сойти с ума от одиночества в этом темном замкнутом пространстве. Песочные часы, чтобы они сами переворачивались, ведь я могла заснуть, забыть. Мама продумала всё. Даже закуток, отведенный под отхожее место, был прикрыт чарами. И главное — свет-камень, ровного неяркого сияния которого хватало мне для чтения.
