Бессильно рухнув на чемодан, Фердинан Брюн, восьмидесяти трех лет, беспомощным взглядом обвел свою квартиру, прощаясь с ней навсегда. Учитывая, что он ненавидит переезды. Учитывая, что он ненавидит жить с кем-то под одной крышей. Учитывая, что он вообще ненавидит людей. И как он дошел до жизни такой?
У него сжалось сердце.
Он глубоко вздохнул, и его легкие заполнил запах нафталина. Родной аромат всегда оказывал на него успокаивающее действие. Как же ему будет не хватать этого запаха и коричневых обоев в крупные цветы, и не важно, что он их терпеть не может.
Потому что он ко всему этому привык. К затянутой чехлами мебели. К упакованным в полиэтиленовые мешки книгам. Зато они надежно укрыты от пыли. От времени. От жизни.
Долгие годы Фердинан жил затворником, без семьи, без друзей. Сам виноват, в каком-то смысле. Всю свою жизнь он один принимал решения, ни с кем не советуясь. Как правило, неверные. Со злобы или в сердцах. Но при этом он ни разу не сошел с курса и не признал ошибок. А также просчетов и слабостей. Да и чувствами своими он ни с кем не делился. Настоящий Овен, говорила бабушка. Так как же, спрашивается, он попался на крючок совершенно чужому человеку, позволив ему повлиять на свою судьбу? Учитывая, что он ненавидит, когда ему указывают, что делать! В его-то возрасте. И потом, он не выживет так далеко от дома.
Превратится там в этакого старичка-моховичка, и все будут с ним сюсюкать. Нашли дурака! А тут еще эти мегеры… Нет. Только не это. И вообще он бабами сыт по горло!
Тепло одевшись, он уже больше двадцати минут сидит и ждет такси.
И мысленно возвращается к тому моменту, когда начал терять контроль над собственной судьбой. Все случилось на этом самом месте, два года тому назад. С самого переезда у него не заладилось с соседками. А ровно год назад все пошло под откос. Фердинан попытался было вспомнить, как именно развивались события, но его отвлек телефонный звонок. Он не сразу даже сообразил, что это имеет к нему какое-то отношение. А сообразив, рывком вскочил с чемодана, едва не потеряв равновесие. Недолго думая, он быстро поднял и тут же повесил трубку, приговаривая:
– Нет, ну надо же! От них и дома покоя нет! Кто-нибудь да достанет! Даже в такой день, как сегодня!
Он выдернул шнур из розетки и снова занял свой пост в прихожей.
Ему даже в голову не пришло, что этот звонок мог оказаться важным, ведь всем прекрасно известно, что ему следует звонить вечером, с восьми до полдевятого. Фердинан был далек от мысли, что это, например, звонил таксист. Ему невдомек, что, выслушай он человека на том конце провода, его планы, возможно, поменялись бы.
Куда там! Поглощенный своими думами, Фердинан приходит к заключению, что еще не поздно все отменить. Ведь, как известно, выбор есть всегда. Он мог бы отвертеться и затаиться, тут ему равных нет. А что случится, если он не поедет? Скажут, что он в своем репертуаре и у него вечно семь пятниц на неделе. В конце концов, он все тот же желчный старик, который не далее как в прошлый Новый год окончательно затерроризировал соседок, навязывая им свои правила общежития. Все тот же тип с мутным прошлым по прозвищу Маньяк-убийца. Спасайся, кто может. Нет, должна найтись какая-нибудь лазейка. Кто ищет, тот всегда найдет. Главное, не оглядываться назад.
За год до этого
Глава 1
И это еще цветочки
У Фердинана все пошло прахом два года назад, когда после развода, оставившего у него привкус горечи, он переехал в этот тихий городок. Улица Бонапарта, дом номер 8, корпус А, второй этаж, квартира слева от лифта. Прекрасно сохранившееся строение пятидесятых годов стоит в самом конце улицы, по обеим сторонам которой высятся столетние платаны. Стены из тесаного камня, элегантные черные ворота из кованого железа и утопающий в цветах премилый дворик между корпусами А и Б никогда Фердинана особо не прельщали. Равно как и заросшая мальвами дорожка, которая, огибая палисадник, ведет к живописному огороду и отсеку с мусорными контейнерами.
Все было спокойно в доме номер 8 по улице Бонапарта. Тут жили не тужили. Его обитатели прекрасно себя чувствовали. Дом как дом, ничем не примечательный. Народу мало, семей десять, не больше. Шло время, и дети вылетали из родительского гнезда. Одинокие пожилые дамы оставались доживать в квартирах, которые вдруг оказались для них велики. Тишину двора нарушало лишь урчание кота мадам Берже и трели канареек мадам Суареш, здешней консьержки. Ну еще самозабвенное чавканье ее чихуахуа, пожирающего печенье своей хозяйки.
Каждый день после обеда к этим звукам примешивалось кудахтанье старых кумушек, рассевшихся за столом во дворе дома. Они часами судачили на солнышке с чашкой какого-нибудь горячего пойла в руке, обменивались последними сплетнями и переливали из пустого в порожнее, храня верность многолетним традициям.
Все они словно созданы были для совместного проживания. Голос не повышали и сидели тихо, чтобы не заглушать телевизор. Чем не рай на земле?
