Николай Иванович спокойно смотрел вдаль, хотя с лавочки в сквере на Воробьевых даль представляла собой пространство метров 50 до кустов напротив. Однако это нисколько не смущало преподавателя кафедры психофизиологии факультета психологии МГУ. Мерно покачивая ботинком в знак солидарности с базовыми ценностями галактики, а именно с её излюбленным возвратно-поступательным принципом, Николай Иванович Запольский ждал.
Полуприкрыв глаза от слепившего солнца, иногда он разглядывал проходящих мимо людей и загадочно улыбался непонятно чему. При этом лицо его выражало собой смесь сострадания и безразличия одновременно. Впрочем, нет, ему не было жаль никого. Только придя к глубокому пониманию этого замечательного чувства, Запольский наконец научился радоваться жизни. Радоваться всему, как ребенок…
Он радовался даже своему плохому настроению, усталости, боли, радовался искренне и восторженно. Неожиданно для самого себя он вдруг стал счастлив. С тех пор мир превратился для него в веселую увлекательную игру. В тот момент ему вдруг не стало жаль и самого себя. Он словно сбросил оковы бытия и стал по-настоящему свободен.
Проснувшись сегодня утром, Николай Иванович долго приходил в себя. Казалось, уже руками расталкивая небытие сна, он наконец-таки обнаружил, что опять является профессором московского университета и пора собираться на работу. И только здесь, на лавочке, он окончательно пришел в себя, слушая, как ветер разговаривает с листвой редких деревьев уютного скверика. Ветер залетал за шиворот рубашки, под отвороты штанов и ему казалось, что он парит в воздухе, как старик Хоттабыч, только вместе с лавкой.
Профессору было все равно, сколько ему лет. По человеческому летоисчислению это скорее означало бы лет 20, но фактически ему уже было два раза по 20, однако для Николая Ивановича время как понятие не существовало. Он жил только сейчас. К психологии как науке он уже давно относился без должного уважения. Лет пять назад Николай почувствовал, как его внутренний человек, его дорогое «Я» начало сбрасывать шкуру, словно змея, оно стало тереть и расчесывать больные места. Профессор не спал ночами, ворочался, искал ответы, а тем временем его любимый теплый кокон, в котором было так уютно, уже трещал по швам.
И вот в один прекрасный момент все рухнуло, привычный мир перестал существовать, но Николай Иванович уже «знал». Его сердце пело от восторга, он пнул остатки своего былого жилища и почувствовал себя вылупившимся из яйца невиданным существом, может, даже драконом. Ощущение времени растворилось, как туман поутру. Вдруг пришла вечность, неизмеримая и безграничная, её невозможно было описать и охватить. Она холодком и мурашками бежала по телу, вызывая животный восторг.
Профессор увидел свою жизнь с её ценностями, принципами, желаниями, вещами и событиями как бы со стороны и уже не мог поместиться туда обратно. Психология как наука стала видеться ему чем-то вроде клизмы у ветеринара. И в некотором роде профессор даже устыдился того, что он так серьезно относился к ней до этого. Студентам ничего не говорил – пары, семинары, лабораторные – все как обычно. Университетская жизнь стала для него не больше чем игрой… Но и не меньше. Николай будто пришел в песочницу с новой лопаткой. Он не спешил, теперь все стало иначе, и он подумывал, что неплохо бы что-нибудь такое с «этим» сделать.
Андрей спешил. Его плохо заправленная голубая рубашка не была идеально поглажена. Вернее, одного взгляда было достаточно, чтобы понять – молодой человек провел эту ночь, не раздеваясь. А еще вернее, он даже спал не раздеваясь. Точного ответа Андрей не знал, но судя по глубоким предательским складкам на рубахе, он как минимум пытался. «День рожденья Сереги удалось», – шумело в голове.
Несмотря ни на что, настроение было хорошее. Это было простое утреннее студенческое счастье – бежать сломя голову, не думая ни о чем… Бежать, чтобы вовремя успеть к выглаженному, степенному, строгому «преподу», ожидающему его где-то в тихих кабинетах универа. Сегодня, правда, был необычный день, и бежать нужно было в уютный тихий скверик, что неподалеку от смотровой площадки на Воробьевых.
Наступила весна, и уже почти ничто не напоминало о холодной и мокрой московской зиме. Здесь даже в лютый мороз на дорогах жижа да растаявший от реагентов лед. Пришел веселый добрый месяц май, и лишь кое-где затаились небольшие лужицы, а гравий на тропинках еще не стал сухим и пыльным. Город дышал чистым утренним весенним воздухом, пели птицы.
Николай Иванович любил принимать зачеты на свежем воздухе, когда это позволяла ситуация. Вот и сегодня он, не задумываясь, назначил «пересдачу» одному из своих студентов, Андрею Соломатину, на 9-00, а уже в 10-45 ему предстояло читать лекцию. Андрей особого рвения к учению не выказывал, однако иногда довольно охотно беседовал на семинарах, что, безусловно, льстило Николаю. Впрочем, как и любое другое проявление искренней заинтересованности предметом. Еще это означало, что «препод» не заработался до невменяемости, что он не кукла, его уважают, и с ним можно «просто поболтать». Да… И до сего дня Андрей еще был на редкость пунктуален, как и сам Николай Иванович. Они не раз сталкивались нос к носу в дверях аудитории, приходя к уроку практически одновременно.
