Меня воспитывала бабушка. Все детство она любила меня, холила, лелеяла. Но когда я вырос, все изменилось. Бабушка стала раздражительной, постоянно ворчала, срывалась на пустом месте. Стала рассеянной, могла «потерять» очки, находившиеся у нее на переносице. Спала днем, а всю ночь колобродила. И ворчала, ворчала, ворчала на меня. Я не должен был оставлять ее одну, но находиться с ней в одной квартире становилось все тяжелее. Я оформил ипотеку и купил домик загородом. Так дешевле, чистый воздух и бабушке хорошо будет жить там летом. Но я не успел переехать – бабушка вдруг перестала ходить. Она вставала, топталась на месте, но не могла сделать шаг вперед. Мы бросились к специалистам, но было уже поздно. Водянка головного мозга. Ее можно было диагностировать раньше. Если бы самый близкий к бабушке человек обратил внимание на изменения в ее поведении, проявил заботу. А я просто пытался сбежать…
Я виновата. Незапланированный ребенок. Мама, всю жизнь проработавшая воспитательницей в детском саду, не могла содержать меня одна. Из-за меня ей пришлось продолжать жить с моим отцом, пьяницей и дебоширом. Но у него была своя квартира и хорошие заработки сварщика, даже та часть, которую он не успевал пропить, была выше маминой зарплаты. Мама была красивой и статной женщиной, но не могла развестись с ним из-за меня. И я же помешала бы ей создать новую семью. Как тяжелый камень я двадцать лет висела на ее шее. Я виновата. Я познакомилась с хорошим человеком и испортила ему жизнь. Я виновата. Я родила больного ребенка. Я не смогла закончить учебу. Отец моей дочери, порядочный и талантливый человек, вынужден жить со мной ради больного ребенка. Теперь я стала мертвым грузом для него. У меня маленький заработок и нелюбимая работа. Я не смогу вернуться к учебе, теперь это стоит больших денег, а возможность учиться на бюджете я навсегда упустила. Моя пятилетняя дочка только год назад научилась разговаривать. Но теперь снова перестала. Меня нельзя жалеть. Ведь я сама во всем виновата.
Меня зовут Зина. Мне пять лет. Когда я вырасту, то буду работать продавцом в киоске. Я буду продавать игрушки, мороженное, батончики «Буратино» и журналы про животных. И красную рыбку иногда. Мою маму зовут Аня. Она самая красивая мама в нашей группе. Ну, еще нянечка Лариса тоже красивая, она носит красные бусики. Мама умеет делать мне хвостики с разноцветными резиночками, косички и еще прикреплять заколки с бабочками. Мама очень добрая. Папу зовут Максим. Он работает рисовальщиком. Папа рисует на бумаге полосочки и квадратики, потом отдает дядям-строителям, они его рисунки срисовывают себе, и получается домик. Папа может поднять меня на ручки и долго держать, потому что он сильный. Я вечером иногда сажусь в кресло и закрываю глаза. Тогда папа думает, что я сплю, и переносит меня на ручках в кровать. Моего друга зовут Кенни, он зеленый и с бантиком на голове. Он меньше, чем Маруськин медведь Вася, но это потому, что он еще не вырос. А когда вырастет, то станет самым большим. Папа говорит, он будет жить в океане, и все его будут бояться. Мы с Кенни очень дружим, у нас даже есть секрет, который мы никому не расскажем. Кенни добросердный, потому что он добрый. Он меня жалеет, когда мама с папой ссорятся. Они часто ругаются из-за меня. Мне кажется, что мама с папой меня больше не любят…
Максим важно разложил на столе документы.
– Будем устраивать ритуальное сожжение? – поинтересовалась Аня.
– Что за сожжение?
– Ну, когда люди выплачивают, наконец, ипотеку, положено сжигать все документы с воплями: «Да гори ты синим пламенем! Наконец! Наконец!».
– Не слишком разумно сжигать документы на собственный дом. – Максим любовно разгладил листок. – Наконец-то свой…
Аня слегка помрачнела, она машинально развернула к себе один из чертежей.
– А это что?
– План местности. Как здесь все выглядело до постройки коттеджного поселка.
– А где теперь стоит наш дом?
– Вооооот… тут. – Максим ткнул пальцем в место на карте, где был изображена дорога.
– На перекрестке? – удивилась Аня. – Странно…
– Да это не дороги были, а одно название – тропинки протоптанные, только широкие.
– Перекресток трех дорог… – девушка повернулась к окну. – А наш тополь, значит там рос…
– Ну да, дерево старое. – рассеянно согласился Максим.
– Это плохая примета. – заметила Аня. – На перекрестках вешали преступников, чтобы их дух не смог вернуться…
Максим поднял на нее глаза:
– Аня, не обижайся, но ни одному нормальному человеку, посмотревшему на три тропинки и дерево, не придет в голову мысль о повешенных преступниках.
Девушка резко поднялась:
– Что ты хочешь этим сказать?
– У тебя после похорон Зинаиды Павловны постоянно проскальзывают странные мысли…
– А ты теперь практикуешь раннюю диагностику на дому? – резко спросила Анна, – Занимайся своими чертежами, Максим, это у тебя получается лучше.
Она развернулась и быстро вышла.
– Я переживаю за тебя… – произнес мужчина, но его слова повисли в воздухе, не достигнув слуха той, к кому были обращены.
* * *
– Дочь, ты встала? – громко спросила Аня, подходя к комнате дочери.
За дверью стояла тишина.
