От бывшего врага
Игорь Рабинер
Мой путь к постижению украинского футбола был долгим, тернистым и, я бы даже сказал, мучительным.
Каким, впрочем, только и может быть путь человека, который с шестилетнего возраста сходил с ума по московскому «Спартаку». Причем не в постсоветские времена, когда поклонники красно-белых сатанеют от ранее безразличных им слов «Зенит» и «ЦСКА», а в 80-е.
В годы великого и непримиримого противостояния «Спартака» и киевского «Динамо».
Для болельщика, как известно, существует только два цвета – белый и черный. Так и для миллионов «спартачей» киевляне были синонимом бездушного прагматизма и холодного расчета, убивающего естественную красоту и прелесть игры. А Валерий Лобановский – футбольным Мефистофелем, насильственно забирающим лучших игроков и очки у всей остальной несчастной Украины.
Когда нашего любимого футболиста всех времен и народов Федю Черенкова киевский «тренер-маятник» раз за разом бессердечно отцеплял от чемпионатов мира и Европы, в которых скромнейший идол спартаковской публики так ни разу и не поучаствовал, мы плакали навзрыд и мысленно приговаривали Лобановского к казни через повешение.
Когда самодовольные оппоненты из столицы Украины язвительно указывали нам на два Кубка кубков, Суперкубок и битую в нем «Баварию», «Золотые мячи» Блохина и Беланова, мы гордо отвечали, что превыше всего ставим процесс, а не результат; искусство, а не цифры, благородство души, а не ледяной разум. И для нас куда важнее осознание того, что «Спартак» всегда был честен (хотя откуда, если вдуматься, нам было это точно знать?), а Клев на поток поставил проклятые «договорняки».
Блохин был для нас не убийцей «Баварии», сильнейшим игроком Европы 1975 года и лучшим снайпером в истории советского футбола, а базарным симулянтом, который бесконечно апеллировал к судьям, делал страдальческое выражение лица – словно только что его заставили слопать целый лимон – и яростно выговаривал партнерам за то, что не отдали ему пас даже в самой не располагавшей к тому ситуации.
Нет, я был не из тех, кто на свой страх и риск гонял на выезды в Киев. И не участвовал в кровавых драках, не убегал от толпы разъяренных киевлян после победы «Спартака» на Республиканском в 87-м (победный мяч головой (!) забил Черенков, йес-с-с!), когда все окна в спартаковском поезде перебили камнями, а болелы, чтобы спастись, запрыгивали в вагон к футболистам и те прятали их в своих купе. Я был мирным болельщиком, а не фанатом, приключений на свою задницу не искал – но оттого не относился к «Динамо» лучше тех, кому в тот горячий вечер досталось на орехи.
И, конечно, я даже в страшном сне не мог себе представить, что участвовавший в том матче кумир тех лет, юный, нахальный, вихрастый Саша Мостовой, вплоть до появления в «Спартаке» болел за… киевское «Динамо». Потому что оно было самым титулованным клубом в стране, играло мощно и современно, составляло костяк сборной СССР. Я этого не понимал и не хотел понимать. А уж если бы узнал, что однажды болельщик киевлян Леонид Федун станет – и на много лет, до сих пор! – владельцем «Спартака», то, наверное, сошел бы с ума.
Я ровно на неделю сорвал себе голос 23 октября 1989 года, когда на последней минуте матча «Спартак» – «Динамо» (Киев) в Лужниках, при никак не устраивавших мою команду 1:1 (в последнем туре предстоял всегда труднейший для нее визит в Вильнюс), Валерий Шмаров невероятным ударом со штрафного закрутил мяч в «девятку» ворот киевлян. И за тур до конца первенства сделал «Спартак» чемпионом.
В моей жизни, насчитывавшей на тот момент 16 с половиной лет, это был едва ли не самый счастливый день. Когда «Спартак» становится чемпионом, очно обыгрывая Клев и вдобавок забивая ему решающий гол на последней минуте… Это был, извините, намного больше, чем оргазм. Это был катарсис. Миг неповторимого, всепоглощающего счастья.
Ну как, уже сжимаются кулаки, уважаемые украинские любители футбола? Лица наливаются кровью, автора хочется растереть в пыль и разметать на клочки по закоулочкам? Ну ведь хочется, а?
Подождите. Слушайте дальше.
Каким я был незадолго до наступления совершеннолетия – вы уже знаете. И вот после окончания первого курса журфака МГУ судьба занесла меня с друзьями на теплоход, путешествовавший по Волге от Москвы до Астрахани и обратно.
И в первый же день познакомился я там с ровесником-студентом из Киева по имени Ростик Тетерук. Он оказался столь же страстным, каким я в ту пору был «спартачом», болельщиком киевского «Динамо».
Наслаждение привольностью русской природы и красотами поволжских городов на этом закончилось. А начались долгие, изнурительные, непрекращающиеся, из часа в час, изо дня в день, из недели в неделю (круиз продолжался, кажется, 21 день), споры. Нет – Споры!
Мы не орали: старались блюсти реноме юношей из интеллигентных семей и студентов солидных вузов. Мы абсолютно не были антипатичны друг другу: будь так, при наших футбольно-идейных разногласиях вдрызг разругались бы в первый же день, оставшуюся поездку воротили бы нос и больше никогда об оппоненте не вспоминали бы.
Это была красивая и равная дуэль. Тонкость Черенкова или неудержимые фланговые прорывы Демьяненко? «Стеночки» Бескова или прессинг Лобановского? Атака всегда и везде или выездная модель? Комбинационные кружева или тактика мелкого фола? Процесс или результат? Цель или средства? Ум или сердце? Аргумент на аргумент, факт на факт, иллюстрация на иллюстрацию. Все это выходило так далеко за рамки одного лишь голого футбола! Что лишний раз показывало, какие же глубины в этом самом футболе кроются…
