– Выходи за меня замуж, и у нас родятся крепкие дети, – почти неразборчиво бормочет Уолт. Или Уолдор? Не помню его имени.
Съежившись, я отталкиваю парня и сбрасываю с плеч его руку. Со смехом он отступает назад и едва не врезается в группу женщин, которые танцуют посреди улицы и воют на луну. На них лишь шелковые ночные сорочки, а кожа в серебристом лунном свете и отсветах пламени, падающих из открытых дверей кузницы, отливает красным и оранжевым.
Они вольны кружиться и танцевать, петь и плакать. Эти женщины так же свободны, как подолы сорочек, которые едва касаются их бедер. Каково было бы стать одной из них? И что я тогда бы сделала? Кто знает. Но путы вокруг меня столь же крепки, как застежки на прочном кожаном фартуке. И держат в строгости, не позволяя расслабляться.
Как-уж-его-там снова тянется ко мне.
– Хватит. – Я шлепаю его по руке.
Приставания могут ему дорого обойтись. Хорошо, если просто отстегают хлыстом. Парень явно перебрал и не соображает, что творит. А заявлениям о том, будто он не понял, кто я, все равно никто не поверит. В этой деревушке меня все знают. Достаточно взглянуть на грубые, перепачканные сажей ладони, закатанные рукава и руки в шрамах. Мой долг считается более священным, чем у большинства охотников, поскольку в грядущие годы именно я буду снабжать их оружием и доспехами. Ведь лишь мне ведомы секреты кузнечного ремесла.
Я хранитель стали и серебра.
И этому парню, как и всем в Охотничьей деревне, известно, что прикасаться ко мне может лишь тот, кого главный охотник выберет для меня в мужья. Без исключений.
Даже в эту ночь, которая вполне может стать для всех нас последней.
– Какие-то проблемы?
Вечно оберегающий меня брат-близнец Дрю еще совсем недавно разговаривал в углу кузницы с молодой женщиной. Но, вероятно, заметил, что я ушла в сарай на заднем дворе и не вернулась, так что отправился следом.
– Вовсе нет. Здесь просто пьяница.
Я крепче сжимаю ведро с углем. Тот, кто доставляет его, живет неподалеку от болот и в числе немногих имеет право пересекать полосу просоленной земли и заходить в земли вампов. Как раз сегодня вечером, перед началом шумного веселья, он привез новую партию и наверняка завтра останется у кого-нибудь из деревенских. В полнолуния для него это обычное дело, а уж в ночь кровавой луны он и подавно не отправится в путь. Все мы здесь заботимся друг о друге, особенно во время нападения вампов.
Об этих загадочных, кровожадных созданиях всем известны три непреложные истины.
Во-первых, для поддержания жизни и использования темной магии им нужна человеческая кровь. Поэтому война между людьми и вампами продолжается с незапамятных времен. Не будь в Охотничьей деревне крепости и толстых стен, они, одержимые жаждой крови и стремлением убивать, уже опустошили бы поселение.
Во-вторых, вампам по-настоящему опасно одно лишь серебро. Все остальное только их замедляет. Или позволяет их жертвам покончить с собой без мучений. Однако стоит вонзить в плоть вампа посеребренное лезвие, он тут же умрет. В серебре наша единственная защита. Именно поэтому в Охотничьей деревне почитают тех, кто умеет его ковать.
И, в-третьих, у вампов единый разум. Твари, что месяц за месяцем не дают нам покоя – всего лишь живые големы, подчиняющиеся воле своего повелителя. И если его убить, все их племя последует за ним. Вот только он находится под защитой Грани. Лишь раз в пятьсот лет, когда на небе восходит кровавая луна, Грань слабеет, и тогда повелитель может лично возглавить армию своих темных рыцарей и повести их в атаку.
Завтра как раз такая ночь, и охотники с помощью моего оружия попытаются убить его и спасти человечество. Всего за одну ночь мир может измениться в лучшую или худшую сторону. Однако за пределами Охотничьей деревни об этом никто даже не догадывается.
– Я не пьяница, а благородный охотник! – возражает пристававший ко мне парень.
– Ты едва на ногах стоишь, – парирую я.
– Перестань, Уоллис, – набрасывается на него Дрю. «Ага, вот, значит, как его зовут». – Нельзя, чтобы тебя застали наедине с девой-кузнецом.
– Ну, мы не одни. – Покачнувшись, Уоллис икает. – Смотри, здесь все наши друзья!
Он бросается к группе танцующих женщин, и те с радостью принимают его в свою компанию, как будто Уоллис на самом деле все это время отплясывал с ними.
Миг спустя он уже обнимает брюнетку, скользит ладонями по затянутым в шелк изгибам ее бедер и поднимается к животу. Гладкая ткань сминается под его пальцами, собирается в складки, когда Уоллис слегка задирает на ней сорочку. Пусть этот парень – тренированный убийца, нельзя не отметить в его движениях некую грацию.
И я невольно задаюсь вопросом, что ощутила бы на месте той женщины. Начинает покалывать бедра, внутри поднимается жар. Нет, я не хочу Уоллиса. Просто интересно, каково это, когда к тебе прикасаются. Что значит быть желанной не только из-за положения в деревне и умения обращаться с молотом. Уоллис, словно вамп, кусает женщину за шею. Она со стоном запрокидывает голову. Я же, стремясь скрыть предательский румянец, отворачиваюсь и направляюсь в кузницу. Во всяком случае, внутри всегда можно сослаться, что покраснела я от жары.
