В Петербурге мы сойдемся снова…

В Петербурге мы сойдемся снова…
О книге

Поэтический образ Петербурга… Какой он? На протяжении многих веков этот город являлся источником вдохновения для известных поэтов. У Антона Дельвига – искрящийся и веселый, у Александра Пушкина – величественный и строгий, у Николая Некрасова – комичный и неспешный, у Александра Блока – таинственный и молчаливый, у Зинаиды Гиппиус – холодный и нерушимый, у Анны Ахматовой – родной и свободный. Но всегда это одно и то же место, окруженное особым ореолом. Окно в Европу, Северная Венеция, колыбель трех революций, город белых ночей или просто Питер.

Петрополь, Петроград, Ленинград, Санкт-Петербург – каким бы именем ни называли поэты любимый город на Неве в разные периоды его истории, с момента основания и до наших дней он остается дорог сердцу каждого, кто хоть раз побывал в нем.

Книга издана в 2023 году.

Автор

Читать В Петербурге мы сойдемся снова… онлайн беплатно


Шрифт
Интервал


© А.А. Ахматова, наследники, 2023

© Б.Л. Пастернак, наследники, 2023

© А.И. Фатьянов, наследники, 2023

© И.Г. Эренбург, наследники, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

XVIII–XIX века

Михаил Ломоносов

Надпись 3 к статуе Петра Великого

Металл, что пламенем на брани устрашает,
В Петрове граде се россиян утешает,
Изобразив в себе лица его черты;
Но если бы его душевны красоты
Изобразить могло притом раченье наше,
То был бы образ сей всего на свете краше.

1743–1747

Надпись на спуск корабля, именуемого Иоанна Златоустаго, года, дня

Сойди к нам, Златоуст, оставив небеса,
Достойна твоего здесь зрения краса:
Петрова дщерь тебе корабль сей посвящает
И именем твоим всё море наполняет.
Когда ты пойдешь в путь на нём
                                                    между валов,
Греми против её завистливых врагов.
Златыми прежде ты гремел
                                          в церьквах устами,
Но пламенными впредь звучи
                                              в водах словами.

8 сентября 1751

Денис Давыдов

Сон

– Кто столько мог тебя,
                            мой друг, развеселить?
От смеха ты почти не можешь говорить.
Какие радости твой разум восхищают,
Иль дéньгами тебя без векселя ссужают?
Иль талия тебе счастливая пришла
И двойка трантель-ва на выдержку взяла?
Что сделалось с тобой,
                              что ты не отвечаешь?
– Ай! дай мне отдохнуть,
                                ты ничего не знаешь!
Я, право, вне себя, я чуть с ума не сшёл:
Я нонче Петербург совсем другим нашёл!
Я думал, что весь свет совсем переменился:
Вообрази – с долгом
                                   Нарышкин расплатился;
Не видно более педантов, дураков,
И даже поумнел Загряжской, Свистунов!
В несчастных рифмачах
                             старинной нет отваги,
И милый наш Марин не пачкает бумаги,
А, в службу углубясь, трудится головой:
Как, заводивши взвод,
                           во врéмя крикнуть: стой!
Но больше я чему с восторгом удивлялся:
Копьев, который так
                                Ликургом притворялся,
Для счастья нашего законы нам писал,
Вдруг, к счастью нашему,
                                писать их перестал.
Во всем счастливая явилась перемена,
Исчезло воровство,
                           грабительство, измена,
Не видно более ни жалоб, ни обид,
Ну, словом, город взял совсем
                                 противный вид.
Природа красоту дала в удел уроду,
И сам Лаваль престал коситься на природу,
Багратиона нос вершком короче стал,
И Дибич красотой людей перепугал,
Да я, который сам, с начала свово века,
Носил с натяжкою названье человека,
Гляжуся, радуюсь, себя не узнаю:
Откуда красота, откуда рост – смотрю;
Что слово – то bon mot[1],
                что взор – то страсть вселяю,
Дивлюся – как менять интриги успеваю!
Как вдруг, о гнев небес!
                        вдруг рок меня сразил:
Среди блаженных дней
                            Андрюшка разбудил
И всё, что видел я, чем столько веселился —
Всё видел я во сне, всего со сном лишился.

1803

Антон Дельвиг

К Е

Ты в Петербурге, ты со мной,
В объятьях друга и поэта!
Опять прошедшего мы лета,
О трубадур весёлый мой,
Забавы, игры воскресили;
Опять нас ветвями покрыли
Густые рощи островов
И приняла на шумны волны
Нева и братьев, и певцов.
Опять веселья, жизни полный,
Я счастлив радостью друзей;
Земли и неба житель вольный
И тихой жизнию довольный,
С беспечной музою моей
Друзьям пою любовь, похмелье
И хлопотливое безделье
Удалых рыцарей стола,
За коим шалость и веселье,
Под звон блестящего стекла,
Поют, бокалы осушают
И громким смехом заглушают
Часов однообразный бой.
Часы бегут своей чредой!
Удел глупца иль Гераклита,
Безумно воя, их считать.
Смешно бы, кажется, кричать
(Когда златым вином налита,
Обходит чаша вкруг столов
И свежим запахом плодов
Нас манят полные корзины),
Что все у бабушки Судьбины
В сей краткой жизни на счету,
Что старая то наслажденье,
То в списке вычеркнет мечту,
Прогонит радость; огорченье
Шлет с скукой и болезнью нам,
Поссорит, разлучит нас с милой;
Перенесем, глядишь – а там
Она грозит нам и могилой.
Пусть плачут и томят себя,
Часов считают бой унылый!
Мы ж время измерять, друзья,
По налитым бокалам станем —
Когда вам петь престану я,
Когда мы пить вино устанем,
Да и его уж не найдём,
Тогда на утро мельком взглянем
И спать до вечера пойдём.
О, твой певец не ищет славы!
Он счастья ищет в жизни сей,
Свою любовь, свои забавы
Поёт для избранных друзей
И никому не подражает.
Пускай Орестов уверяет,
Наш антикварий, наш мудрец,
Почерпнувший свои познанья
В мадам Жанлис, что твой певец
И спит, и пьет из подражанья;
Пусть житель Острова, где вам,
О музы вечно молодые,
Желая счастия сынам,
Вверяет юношей Россия,
Пусть он, с священных сих брегов,
Невежа злой и своевольный
И глупостью своей довольный,
Мою поносит к вам любовь:
Для них я не потрачу слов —
Клянусь надеждами моими,
Я оценил сих мудрецов —
И если б я был равен с ними,
То горько б укорял богов.

Август 1821

Петербургским цензорам

Перед вами нуль Тимковский!
В вашей славе он погас;
Вы по совести поповской,
Цензируя, жмёте нас.
Славьтесь, Бируков, Красовский!
Вам дивится даже князь!
Член тюремный и Библейский
Цензор, мистик и срамец,
Он с душонкою еврейской,


Вам будет интересно