Последняя метка – 31 декабря 1999 года – была реанимирована мной 22 марта 2024 года. Чем я была так занята до 5 октября 2024-го, публике знать необязательно. Уж поверьте, весьма важными делами, что от чувства своей значимости вот-вот лопну. Так была занята, зато мозги не плавились, дела насущные не давали повода и времени думать, что под конец я испугалась, что меня может накрыть преждевременная деменция.
Как-то на днях шла я за водой к роднику, и, чтобы скоротать время, захотела немножко отмотать время назад. Вы не поверите, никак не могла вспомнить название вещей, мной же написанных, не в году 1999-м, а в этом. Не было бы компа, так бы и не вспомнила. Хотя они дублированы и выставлены на определённых ресурсах.
Ещё один мне близкий человек высказал опасение, что человек нуждается в социализации, без общения с себе подобными деградирует. А я так не думаю. Мне себя достаточно для нормального существования. И так было всегда.
Вчера наткнулась на фото с чужого статуса, где обнаружила себя в возрасте из того периода, описанного в первой части «По тонкому льду» («Странное утро»). На фото запечатлён писатель, с кем мы заблудились в далёкой деревне во время предвыборной кампании, не помню, кого. И народный писатель Якутии Суорун Омоллоон. Пыталась вспомнить сей момент, чай, мне не три года тогда было, но безуспешно. Вот и я в том возрасте, когда моя мама говорила, что всё детство, словно в тумане. Вроде оно было, но вырвать из небытия что-то конкретно, проблематично. В отличие от неё, я вела дневник, и из слов умею складывать предложения. Но из-за моего первого мужа все мои ранние записи были уничтожены. Я не совсем уверена, что в детстве, во всяком случае, в раннем, вела дневник. Зато сохранилась сводная тетрадь, куда были дублированы ключевые события. Но и они слишком зашифрованы, что весьма затруднительно мне самой понять, что именно кроется за той или иной фразой. Кого и чего я могла бояться в то вполне безобидное время? Себя нынешней, разве что. Или уже тогда пыталась жить двойной жизнью вопреки всему?.. Лестно считать себя несколько особенной, не такой, как все, матрёшкой, а не пустышкой. Вовсе не случайно мы с тогдашней подругой полюбили «Семнадцать мгновений весны». Хотя, когда мы оживляли прочитанное в книгах или увиденное в кино в своих странных играх, не становились ни штирлицами, ни партизанами, уж тем более. Мы были просто сторонними соглядатаями, немного кукловодами. Мальчики из другого класса были мюллерами, шелленбергами, а мы никем. Не помню, правда, кому досталась роль Штирлица.
На нет и суда нет. Есть поздние записи, да и ладно. Кстати, тот мой первый муж, который много раз упоминался ранее, умер за время моего творческого простоя. Как раз этим утром мне приснилось, что мы в очередной раз с ним ссоримся, затем он вышел и повесился на дверной ручке Якутского государственного университета. Я ещё пытаюсь доказать, что он же уже умер, как он может умереть во второй раз. Минус один муж за это короткое лето. Нет более удобного сквозного героя, чтоб делать его везде и всюду виноватым во всех моих бедах и несчастьях. Ведь говорила же народная одна поэтесса, мол, Венера сумеет всегда сделать так, что виноватыми окажутся другие, только не она. Что ж, она меня вычислила, впрочем, я её тоже давным-давно раскусила. Мои скелеты почти все вынуты из шкафа моей памяти, а её ещё нет. Как говорится, будет чем заняться долгими зимними вечерами 2024 года, если, конечно, дадут нам жить дальше.
О мёртвых или хорошо, или ничего. У меня нет более опции «звонок недругу» – «абонент в сети уже не зарегистрирован», ибо уже прибыл в «пункт назначения». Все там будем, кто раньше, кто позже. Смею надеяться, что есть ещё время для небольших шалостей, чем я намерена заняться здесь и сейчас…
Где тонко, там и рвётся. По тонкому льду и до пункта назначения не дойдёшь. Провалишься под лёд, и поминай, как звали. Что ж, одной дурой меньше станет. А не провалишься, помогут. Времена нынче такие, не поймёшь, кто друг, кто враг. Социофобия – самая удобная, полезная фобия. Если её ещё нет, надо срочно придумать. Уйти в себя, чтобы не быть пойманным. Но я не я, если не дам себе шанс быть услышанным. Не сегодня, хоть когда-нибудь. Ведь завтра всё равно наступит, даже если ты вольно или невольно ощущаешь себя в прошлом. И слава богу, что я отписалась от детского, пионерского, от совкового, всего сомнительного, приторно приглаженного общака в предыдущих частях моего повествования. Аминь. Даже 90-е проскочила. Те самые девяностые, чем пугают сегодня, а мне было комфортно, сытно и весело. И я не прочь повторить. Но надо начинать с нулевых, в которых мы до сих пор. Хотя 24 года – довольно большой срок. Могли бы и прекрасное будущее уже построить. Строили, строили и построили. Очень даже интересное будущее, где, что ни день, то фантастика.
