Я потянулась, повернулась на другой бок и снова смежила веки.
День был необычный и многообещающий. День моего юбилея.
Мы с сёстрами ждали его с нетерпением, надеясь избавиться, наконец, от малознакомых и сильно навязчивых гостей – семейной пары из Арх – ска.
Дверь комнаты бесшумно открылась. На пороге стояла младшая из нас – Лиза. Её лицо показалось мне растерянным.
– Аська, Иннокентий убит, – сказала сестрёнка вместо приветствия.
– Когда убит? Где?
– В кресле. В нашей каминной, – в голосе сестры слышалось раздражение. – А когда, не знаю. Я только что первый этаж пылесосила и нашла его мёртвым.
Голова с утра отказывалась соображать. Пустота в ней была гулкой и абсолютной, как когда-то на математике.
– Так с чего ты взяла, что он умер? Он в этом кресле с октября сидит.
– Не валяй дурака. Я в состоянии отличить живого Иннокентия от мёртвого, – не отступала Лиза. – Представляешь, он не ноет и вообще молчит.
Ситуация действительно была странная.
– Хорошо. Но почему ты думаешь, что его убили? Может быть, он сам по себе умер?
– С гвоздём в ухе?
Последняя надежда растаяла. Я спустила ноги с дивана.
– А где Брунгильда? Она уже в курсе?
– Не знаю. Я никого не видела. Кажется, все ещё спят, – призадумалась сестра.
Брунгильдой мы называли жену Иннокентия. Так давно, что успели напрочь забыть её настоящее имя.
Прозвище подходило идеально. Гренадерским ростом и командным голосом Брунгильда подавляла даже бывалых брутальных мужчин, не говоря уже о низкорослом тщедушном супруге.
– Нужно, наверное, в полицию позвонить, – переминалась на пороге сестра. Я взяла с тумбочки телефон.
– Как теперь полицию вызывают? Последнее, что я про это помню: «Наберите 02».
– Попробуй 112, – поучаствовала в действе Лиза. – В каминную пока заходить не будем, чтобы следы не затаптывать. Во всех детективах какие-то проблемы со следами и свидетелями. Никогда этого не понимала. Меня лично туда вообще не тянет.
Сестра, наконец, прошла в комнату, присела на диван и рассеянно отняла у меня телефон. Секунд тридцать она слушала шум и помехи в динамике, потом отложила трубку и вздохнула:
– Похоже, связь ещё не восстановили. Надо же было Иннокентию такой погоды дождаться. Не мог сразу, в октябре, умереть. А теперь завалило снегом весь посёлок, не позвонить, не выехать…
В голове, пока ещё робко, зашевелились мысли.
– Лиз, а кто мог его убить? Как ты думаешь? Нас в доме вместе с Иннокентием пятеро. Вокруг сугробы. Можно ещё поспрашивать Брунгильду и Зою, но что-то мне подсказывает, что они не признаются. Если бы муженька грохнула женщина-гора, ты нашла бы её сейчас рыдающей над хладным трупом. Знаешь ведь, какая она сентиментальная. А кстати, труп сильно хладный? В смысле, окоченел уже? Нужно как-то определиться со временем убийства, раз на полицию надежды нет.
– Не знаю, окоченел он или нет, – в голосе Елизаветы опять послышалось раздражение. – Я и живого-то Иннокентия ни разу не трогала, а теперь и вовсе не собираюсь.
Следовало включать мозг и брать дело в свои руки. От Лизы в таком настроении толку было мало. Я как никто понимала сестру. Не очень-то приятно, когда в твоей каминной сидит малознакомый труп.
* * *
Зоя уже проснулась и натягивала брюки, пытаясь увернуться от обрадованной её пробуждением Альмы, карликового пинчера по национальности.
Старшая сестра приехала на юбилей два дня назад, когда посёлок ещё не замело. С собачкой, аккордеоном и коробкой хлопушек. Юбилей обещал быть, как минимум, запоминающимся. Зоя ещё не знала, что запомнится он не песнями и хлопушками… Надеюсь, не знала.
За два дня сестра успела несколько раз поставить на место назойливых гостей, отрепетировать с нами застольные песни и стихи, похожие на речёвки, устроить кавардак в отведённой ей комнате и довести до белого каления аккуратную педантичную Лизу.
Я немножко посмотрела, как Зоя отцепляет от собачьих зубов свитер крупной вязки, и задумалась. Для того чтобы заколотить в человека гвоздь, требовались веские причины, и больше всего их было у старшей сестры. Зойку не связывали наша с Лизой деликатность и чувство вины. Не она настояла на том, чтобы проезжавшая мимо парочка завернула к нам на ночлег. Потому за два дня её присутствия загостившиеся супруги узнали о себе много интересного.
Не далее как вчера, например, Зоя в лицо назвала гостью Брунгильдой, раскрыв в один миг нашу с Лизой многолетнюю тайну. Иннокентий после приезда нашей старшей сестры вообще перестал покидать каминную, и мы вынуждены были сплетничать о нём в Лизиной комнате.
С другой стороны, Зоя наблюдала бесцеремонность гостей всего третий день и эмоций не сдерживала…
Я перевела взгляд на Лизавету. За время проживания у нас Брунгильды и её мужа сестра пережила несколько сильных эмоциональных потрясений. В последние дни она наблюдала за методичным уничтожением своего имущества с каким-то, я бы даже сказала, извращённым любопытством. Новый взгляд сестры мы с Зоей наблюдали не далее как вчера, когда пещерные люди впёрлись в резиновых шлёпках на её дорогой персидский ковёр. Но убить в собственной каминной? Нет, у младшенькой стопроцентное алиби! Остаёмся мы с Зоей и Брунгильдой. Зоя как человек эмоциональный, Брунгильда, с непонятными пока мотивами, и я… Интересно, могла я забить гвоздь в ухо Иннокентию и не заметить этого? Бываю, конечно, рассеянной. Но чтоб до такой степени! Нужно как-то понять, когда же всё-таки произошло убийство. И где, наконец, жена убитого? Её ведь эта история больше всех касается!
