Дэйкири остервенело выковыривала засохшую кровь из-под ногтей. На себе девочка не обнаружила ни ран, ни царапин, значит, кровь была не её. Тогда чья?
Кровь не оттиралась, она, будто въелась в пальцы и от усилий Дэйкири только больше размазывалась по рукам. Испуганное облачко пара вырвалось изо рта и нервно зависло в морозном воздухе.
Дэйкири заметила, что перепачкала подол юбки, да и на дохе невесть откуда взялись багряные следы. Что, если её найдут в таком виде родные? Что они подумают?
Дэйкири не помнила, чья это кровь, и откуда она взялась у неё на ладонях. Она очнулась, обнаружив себя прячущейся в снегу, под елью, и не могла припомнить, как, и зачем здесь оказалась.
Краем глаза девочка заметила движение и обернулась: чёрная лисица заглянула под колючие еловые лапы, потревожив снежную шапку, укрывавшую ветви и уставилась на Дэйкири жёлтыми глазами. Девочка протянула ей руку с засохшей кровью. Любопытная лиса принюхалась и повела носом.
– Человеческая? – спросила Дэйкири, хотя уже и так знала ответ.
Лиса хитро облизнулась и ткнулась носом в плечо Дэйкири. В глазах девочки всё поплыло, и в следующий миг она очнулась в их с сёстрами спальне.
***
Утро. Нежно-розовые лучи проникли в оконца дома Дэйкири, старшая сестра –Хелла уже вскипятила воду и чистила чан от прилипшей каши.
– Оставь, Хелла, пусть отмокнет, – сказала мать Эленхе́та.
– Я сниму верхний слой, что не пригорел. Так быстрее очистится.
Дэйкири перевела взгляд на розовые блики, забавно червячившиеся через дырочки в занавеске: их цвет отчего-то напомнил о недавнем сне. «Ну, нет. В них нет ничего кровавого! И никаких дурных знамений мой сон не несёт, просто обычный ночной кошмар.» – Дэйкири встряхнулась. Однако воспоминания сна никуда не исчезли и мерзким предчувствием давили на сердце: хочешь, не хочешь, скоро что-то случится. Голова, тяжёлая от недосыпа и сумбурного сна, туго соображала. Богиня Аннушка ленилась после зимы, поэтому светало всё ещё поздно.
Кто-то прошёл по лестнице, хлопнула дверь лаза. Видимо, отец вышел из мужской половины дома, ещё с вечера они с соседом собирались в лес за дровами.
Младшая сестрица И́нги корчила рожицу и размазывала кашу по тарелке.
– Ма-а-ам, невкусно! Опять Дэйкири готовила?
Дэйкири нахмурилась и засопела.
– Одни горелки! Опять она заснула над чаном! – возмущалась Инги.
– Плохо спишь, Дэйкири? В чём дело? – встревоженно спросила мать.
Дэйкири не собиралась рассказывать о своих кошмарах и потому решила, что самое время покинуть кухню, схватила свою тарелку и вскочила с подушек, но не рассчитала движения и, зацепившись ногой о столешницу, рухнула на пол. Тарелка, конечно же, разбилась, а ложка упрыгала под сундук.
– Дэйкири! – вскричала мать. – Сама будешь новую посуду лепить!
Инги противно хихикнула, а Хелла, делая вид, что она взрослая и умудрённая, спрятала хитрую улыбку за чаном. Дэйкири гордо выпрямилась и прошествовала за совком к печке.
– Мам, а если её замуж никто не возьмёт, она навсегда с вами останется жить? – спросила сестрица Инги, пока Дэйкири, красная от злости, сметала осколки.
– Инги! – голос матери звучал укоряюще. – Найдём кого-нибудь непривередливого.
Дэйкири исподлобья посмотрела на мать.
– А ещё слепого! – не выдержала Хелла. И, очень довольная, захрюкала, уткнувшись в чан.
– Ну-ка прекратите… – строго начала мать Эленхета, но…
Обида и злость взвыли в душе Дэйкири парой голосов, и она, подскочив к Хелле, забросила осколки в чан, который та намывала. Сестра возмущённо открыла рот, но Дэйкири, схватив её за воротник, яростно зашипела Хелле в ухо: