С этого момента моя жизнь превратилась в сущий кошмар. На льду, где когда-то царила моя уверенность, теперь царила лишь тревога. Вокруг меня раздавались аплодисменты, но они казались далекими, словно звук уходил в бескрайнее море. Собрав все свои мысли, я пыталась сконцентрироваться на предстоящем выступлении, мысленно проговаривая каждый шаг, каждое движение.
Шаг, еще шаг – все шло согласно плану. Прыжок, два оборота вокруг себя. Всё шло по плану – уверенное движение, элегантный поворот, прыжок. Адреналин мчится по венам так бурно, что чувствуешь, как он заливает каждую клеточку твоего тела. Но когда я попыталась выполнить третий оборот, мне казалось, будто небо над головой разразилось молнией. Ноги не слушались. В одно мгновение весь мир перевернулся – я рухнула на лед, словно кукла с оборванными нитями.
Тот момент столкновения с холодной зеркальной поверхностью был как в замедленной съемке. Я почувствовала только шок и страх, когда острая боль пронзила мою лодыжку. Я не могла сдержать крик. Лед казался моим врагом, готовым скинуть меня за пределы арены, за пределы терпимости. Пытаясь понять, что произошло, я машинально потирала ногу и в то же время осознавала, что только что потеряла свой шанс.
Зрители поднялись со своих мест, их глаза читали испуг, недоумение и ту зловещую искорку злорадства, которая всегда так резала слух. Позже я поняла, что на некоторых лицах скрывались даже улыбки. Это полное фиаско. Я чувствовала, как в груди разрывается что-то важное, неотъемлемое.
Лица судей оставались нечитаемыми, но я искала их взгляды, как если бы они могли вернуть мне хоть каплю надежды. Нейтральные лица судей только усугубляли мое отчаяние. Я поймала взгляд своей матери, и по совместительству моего тренера, Тины Розенберг – и увидела там гнев, разочарование и, возможно, досаду. Она смотрела на меня, как на несостоявшуюся надежду. Я почувствовала, что подвела ее, опозорила её известную фамилию и унизила не только себя, но и всех, кто верил в меня.
Я пыталась подняться, но чувство вины сковывало мои ноги. Каждый удар сердца напоминал мне, что только что я изменила свой путь – возможно, навсегда. Сложно было поверить, что так всё обернется, когда я встала на лед, полная надежд и амбиций. Но настал момент, когда что-то в моём теле сломалось, не только физически, но и в глубине души.
Далеко в стороне, среди шепота зевак и нервного ожидания зрителей, я заметила хрупкие лица, полные смятения.
– Вы в порядке? – настойчиво спросила женщина медик, внезапно возникшая в моём поле зрения. В белом спортивном костюме она выглядела как лучик света в этом клубе тьмы.
– Да, – выдавила я, ощущая, как дрожит мой голос; он звучал слишком хрупко, чтобы оспаривать происходящее.
Я инстинктивно терла левую ногу, надеясь, что этот жест поможет прогнать боль, словно она могла уйти по моему желанию.
– Встать сможете? – её голос звучал уверенно и ободряюще.
Я кивнула, из последних сил собирая свою волю в единое целое. Она подошла ближе, протянула руку, и, обняв меня, помогла подняться.
Как только я встала на ноги, мир вокруг меня затемнел, подобно тому, как будто погас свет не только на катке, но и в моём внутреннем мире. Моя нога ощутила каждый шаг как испытание, и я хромала, опираясь на плечо женщины. Шаг за шагом, как будто я пересекала извивающийся тоннель, полный терний и колючек, я пробиралась к выходу.
Зрители смотрели на меня с неодобрением, их взгляды были точны и резки. Я ловила их осуждающие шептания, как будто невидимая сотня пальцев тыкала в мою сторону, обвиняя меня за фиаско. В этом моменте я чувствовала себя не только физически побеждённой, но и окончательно сломленной.
Когда мы, наконец, достигли раздевалки, мир вокруг меня снова исчез. Я с трудом села на лавочку, и холодное сидение скамейки, казалось, притягивало меня к себе, словно сама ледяная поверхность звала меня в свои объятия. Я сняла коньки, словно сбрасывая тяжёлые оковы; с каждым движением меня уносило в темноту.
Женщина медик аккуратно прощупала мою ногу. В этот момент я закрыла глаза, пытаясь отключиться от реальности. Я не хотела слышать, не хотела видеть и не хотела понимать, что происходит со мной и моей карьерой.
– К счастью, кость цела, – произнесла она с облегчением. – Небольшой вывих, три недели отдыха, и нога будет как новая.
Три недели? Эти слова звучали в моем сознании как приговор. Мой внутренний мир снова взорвался – три недели не просто время, это целая вечность для фигуристки, для меня. Я кивнула, хотя моя душа напоминала бурное море, полное волн схлынувших надежд и стремлений. Я чувствовала ярость, гнев, досаду и, что было наихудшее, – чувство предательства самой себя.
Она покинула раздевалку, оставив меня наедине с моими мыслями. В этот момент, я осознала, как сильно я зажата в тисках собственных ожиданий, чужих надежд и безразличия. Как мне сказать об этом матери? Я знала, что ее реакция станет катастрофой, что взрыв эмоций будет необратим. С каждым мгновением я понимала – я застряла в нашем обыденном кошмаре, в мире ожиданий, которые теперь словно щупальца осьминога сжимали меня в тиски. В эту секунду, как будто предвидя мою неспособность справиться с тревогами, в раздевалку вошла она.
