Лека мешала чай серебряной ложечкой и с кислой миной слушала щебетание сестры. Беки битый час восторгалась солдатами, раскинувшими лагерь неподалеку от нашего поместья, и мечтала, как один из них обязательно обратит на нее внимание.
– Перестань, Бека! – истерзанная ложечка, наконец, звякнула о блюдце и обронила на белоснежную скатерть несколько капель. Ну вот, снова стирать, иначе перфекциониста в мачехе, перекосит! – Рано или поздно принц объявит отбор, и я стану королевой. Неужели ты думаешь, я позволю сестре выйти замуж за какого-то там солдата! Да от них пахнет хуже, чем от калош Элии!
Девчонки захихикали, глядя в мою сторону. А я что я? Стою прямо, изображаю канделябр и делаю вид, что меня постигла глухота: внезапная, необратимая, на оба уха. Мало ли, какую глупость сморозят эти тетери. Нервных клеток на них не напасешься, а в них, между прочим, живут мои нервные царги и не высыпаются совсем!
– А с чего ты решила, что принц выберет тебя? – Беки взбила смолянисто-черные кудри и надула губки.
Будь отец умнее, давно спросил бы себя, в кого пошла его третья дочь. В семье худых блондинов не могла родиться черноволосая толстушка. Да и внешность Леки, откровенно говоря, вызывает вопросы.
– Может быть, принц любит солидных девушек?
Солидных – это с тройным подбородком, ожирением второй степени, косоглазием и настолько вредным характером, что мухи, пролетая мимо Беки, падают замертво и истерично дрыгают лапками. А уж мухи, как известно, знают толк в доведении до белого каления. Это вам даже не царги.
Двери столовой распахнулись, впуская хозяйку дома, и сестры, словно по команде, выпрямились. Беки неуклюже опрокинула чашку и фыркнула в мою сторону:
– Элия, чего стоишь? Убирай! Из-за тебя пятно останется! Вечно слуги под ногами мешают, мама! Можно с этим что-то сделать?
«Например, можно похудеть и не махать локтями?» – подумалось мне, когда промакивала салфеткой жасминовый чай.
– Беки, перестань молоть чушь, – строго проговорила леди ла Фрей, которая на самом деле никакая не леди ла Фрей. Всего лишь простолюдинка, удачно выскочившая замуж за скорбящего графа. Удачно для себя, разумеется, нам с этого никакой выгоды. – У меня великолепные новости! Пришло письмо из дворца.
– Меня, наконец, пригласили?! – вскочила Лека, смяв худыми пальцами поясок платья. – Ну же, мама, не тяни!
Гордо вскинув подбородок, леди ла Фрей – высокая тощая женщина, похожая на цаплю (да простят меня благородные птицы) – манерно разломала сургучную королевскую печать, вынула листок, развернула…
Все это заняло полминуты, за которые Лека едва не получила сердечный приступ, Беки сгрызла два ногтя, а я успела оттереть пятно от чая и снова прикинуться канделябром.
– Девицы семьи ла Фрей приглашаются на первый этап Королевского отбора в Цветочную резиденцию. Явиться надлежит всем девицам, старше восемнадцати, наделенным магическим даром не ниже пятого уровня и сохранившим невинность. Косым, хромым, больным и порченым особам просьба не беспокоиться.
– Чем их косые-то не устроили! – зычно возмутилась Беки.
– Наследственность, дорогая сестренка! – взволнованно выдохнула Лека, которая, к слову, вот уже четыре месяца порченая, но усиленно скрывает это. – Наследники престола должны вызывать благоговейный трепет, а не панику у подданных! Только подумай, что ты можешь дать королевскому потомству?
– Да я кровь с молоком! Да у меня просто кость широкая…
– Харя у тебя широкая, и желудок размером со свиную лохань! – не выдержала сестра.
– Да ты! Да я… Хамса облезлая! – зашипела Беки, покрываясь красными пятнами. И разразился бы очередной бедлам, не раздайся в коридоре быстрые шаги. Я отскочила от стены и кинулась навстречу отцу.
– Папа!
– Элия! – резко осадила мачеха и вскинула руку. Ленты ледяной силы опутали по рукам и ногам, заставляя повиноваться. – На место!
Опустив голову, я послушно вернулась к стене, изображать ненавистный канделябр. В особо плохие дни, когда сестрам наскучивает сплетничать и смотреть в окно, они заставляют меня и в самом деле изображать этот проклятый канделябр, бросаясь остатками еды всякий раз, когда им кажется, что я играю недостоверно.
– Как поживают мои любимые девочки?
Наконец, в столовую, широко улыбаясь, вошел отец. Он крепко обнял жену, которая телячьих нежностей не переносит, и поспешила поскорее выпутаться из его объятий. Лека и Беки скромно поцеловали отцовские руки и вернулись к матери, выпытывать подробности письма.
