Я родился и вырос в городе, кажется раньше он имел название, но сейчас за ненадобностью его имя упоминается редко, да и от города уже толком ничего не осталось кроме руин. Поначалу выжившие спешно покидали поселения, забывая их словно страшный сон. Опасность там подстерегала на каждом шагу, и ели ты, замотав лицо всем чем можно не заразишься чумой или другими болезнями, распространяемыми от тысяч разложившихся трупов, то можешь попасть в ловушку или будешь убит другим человеком. Просто так из-за его страха за собственную жизнь. Существовало несколько основных правил, которые следовало соблюдать чтобы выжить, первое из них гласило: – если хочешь жить ни с кем не разговаривай. Второе – увидел людей беги. Третье правило предостерегало к посещению мест, где могли находиться выжившие.
Конечно, это был далеко не полный список, но остальные так или иначе из них вытекали. Благодаря их соблюдению я и выжил. Помнится я бежал из города, и в каком-то переулке, столкнулся с парнем. Он был напуган не меньше моего, но в руках держал ружье. Отчего-то он не выстрелил. Я сжимал в руке кухонный нож. Приблизиться для удара я бы не успел, не получив дуплетом в живот. Мы смотрели друг на друга, и никто не решался сделать первый шаг. А потом раздался выстрел, и парень упал замертво. Я лишь заметил, как из его шеи фонтаном брызнула кровь. Мне повезло стрелявший выбрал из двух зол большее. С бездыханного тела я схватил торбу и пытаясь выдернуть из мертвой хватки ружье, едва не словил пулю, пролетевшую в сантиметре от головы. Я упал, взгляд мой остановился на нескольких деревьях, росших на краю переулка. Что было сил я рванул туда. Откуда-то сзади раздался выстрел. Стрелок вновь промахнулся. Я бежал до тех пор, пока не упал без сил. Лишь тогда я огляделся по сторонам и спрятался в разросшимся кустарнике. Вокруг не было слышно ничего кроме моего дыхания, и в первые за долгое время я заплакал. Это было больше похоже на вой отчаянья, в немом вопле была и тяжесть пути, и разочарование последних дней и даже не удавшаяся попытка прихватить ружье, патроны от которого я высыпал из торбы на землю. Благо в ней помимо боезапаса оказались рыбные консервы, не бог весть что, но голодную смерть можно было перенести еще на несколько дней. К тому же рыбный день вполне мог разгрузить организм от надоевшей тушеной говядины. Роковая встреча родила для меня еще одно правило – никогда без надобности не появляться на открытых участках.
Жизнь в городе, пусть и разрушенном имела множество преимуществ. Хоть бы только потому, что там было проще найти еду. И если поначалу провизии хватало всем и выжившие даже делились ей. Сообща выходили на раскопки руин, или сбивались в группы для разведки уцелевших зданий, то спустя год, разговоры стали короткими и еду больше никто не спрашивал. Многие предпочитали забирать ее силой, делая это с бездыханного тела. Никакого кодекса чести не существовало и зачастую выживших даже нельзя было сравнить с хищными зверьми.
Не знаю везде ли было одинаково и, чем была вызвана такая неоправданная жестокость. Последствиями, связанными с катастрофой или каким-то другими причинами, но убивали и женщины, и дети. Угроза в городе могла прийти из любого угла, закоулка, подвала. Многие попросту где-то прятались и выжидали пока жертва сама не попадет им в руки. Кто-то делал ловушки, а некоторые просто раскидывали в открытом месте еду и ждали пока голод, и людская жадность не сделает свое дело. Чудом выбравшись из этого кошмара, я еще долгое время не мог спать больше нескольких беспокойных минут и постоянно просыпался в мокром бреду. Пока было светло я мог себя контролировать, но с наступлением темноты, когда на охоту выходили все мои страхи, сознание настолько пропитывалось ужасом, что, отходя ко сну я вставлял себе в рот кляп, опасаясь, что закричу и тем самым выдам свое местоположение.
Так в один из полных кошмара дней, я принял решение покинуть городские окраины и двинулся прочь, на встречу с диким зверем, в коем осталось больше людского, чем в представителях моей расы. Так я и шагнул в неизвестность леса. Вероятно, от того, что люди почувствовали свободу, и из-за своих страхов посчитали что лучше уж лишить жизни другого, чем иметь малейшую вероятность самому стать жертвой. Человеческая жизнь теперь имела крайне низкую цену. Даже передвигаясь по лесу, я нашел несколько трупов, и вряд ли они были самоубийцами. К тому же в доказательство последнего из припасов этих несчастных странным образом исчезало все съестное и необходимое для выживания в дикой природе и оставались только тряпки.
Самым страшным временем суток для меня по-прежнему оставалась ночь. Катастрофа хоть и была глобальной, но сказалась она лишь на людской жизни. Если что-то и изменилось в природе, оно было незаметным, по крайней мере здесь. В лесу все так же пели птицы, встречались грызуны и насекомые. Днем он был полон жизни и звуков, что прогоняло одинокое отчаянье даже из головы такого безумца как я, но стоило солнцу зайти, как и в этом месте жизнь замирала, рождая почти полную тишину ночи. Я двигался до тех пор, пока шумы и шорохи не становились наваждением, а силы полностью меня не покидали. Когда уже было трудно хоть что-то разглядеть, по соображениям безопасности я останавливался на ночлег. Предпочитая отойти ко сну в наскоро подвешенном к высокой ветке гамаке, нежели уснуть в разобранной палатке. В которой можно было никогда больше не проснуться, пополнив число обреченных лежать в дремучем лесу.
