Встреча с вечностью
Пролог: Песок времени и шёпот звёзд
Артем стоял в тишине архива, где воздух был пропитан запахом старых книг и древесной смолы. Его пальцы дрожали, когда он достал из черного ларца древнюю рукопись, перевязанную выцветшей лентой. Он развязал ее, и страницы, казалось, зашептали ему что-то на языке, который он не понимал, но чувствовал всем своим существом.
Когда он прикоснулся к пергаменту, мир вокруг него замер. Тишина архива внезапно ожила, наполнившись звуками, которых не должно было быть. Символы на страницах замерцали, словно звезды, упавшие в чернильную ночь. Воздух вокруг него стал густым, насыщенным ароматом лаванды и чем-то еще – далеким, нездешним, как будто ветер принес запах Парижа, которого еще не существует.
«Je t’attends depuis des siècles…» (Я ждала тебя целую вечность…).
Голос прозвучал не в ушах, а где-то внутри, в самой глубине его души. Он был женским, бархатным, с легким акцентом, который казался сплетенным из шепота осенних листьев и хрустального смеха. Артем вдохнул резко, и в этот миг комната вокруг него начала растворяться. Книжные полки поплыли, как дым, а его сознание, словно песчинка в часах, устремилось вниз, в бездну, где время не было линейным, а текло, как шелк.
Он плыл сквозь «Хроники Акаши» – океан, сотканный из теней и света. Здесь эпохи переплетались, как корни древних деревьев. Он видел Наполеона, шагающего по Москве, а где-то в параллельной струе времени мальчик в футуристическом городе ловил голограммы бабочек. Лица людей появлялись и исчезали, как волны, но среди них одно повторялось снова и снова: женщина в платье цвета бурого вина, с глазами, в которых горели целые галактики. Ее пальцы касались холста, и мазки кисти оставляли за собой не краску, а следы звездной пыли.
«Ты опоздал…» – смеялся ее голос, но в смехе звенела грусть, знакомая, как собственная тень.
Артем очнулся на холодном полу, прижимая рукопись к груди, будто пытаясь удержать биение чужого сердца. За окном плыл рассвет, розовый и стыдливый, но в комнате все еще витал запах лаванды. Он дрожал – не от страха, а от того, что его душа, кажется, выросла вдруг, не помещаясь в теле. На запястье красовалась тонкая царапина, словно от чьих-то ногтей, а в кармане, которого раньше не было, лежал засушенный цветок – роза, но не земная, а будто вышитая из тумана и лунного света.
Он понял тогда, что «время» – не тиран, а влюбленный художник. Оно рисует миры, стирает их, снова рисует, и где-то в бесконечной череде эскизов его сердце уже билось в такт другому – тому, что стучало под кружевным корсетом в 1867 году.
И пока первые лучи солнца гладили позолоту на корешках книг, Артем шептал в пустоту, как молитву:
– «Я найду тебя…»
А где-то в прошлом, за тысячи дней до его рождения, Луиза оторвалась от холста, смахнула с ресниц слезу-жемчужину и улыбнулась пустой комнате. Ее кисть сама вывела на холсте слова:
«Je t’attends aussi.»
(Я тоже жду тебя)
Звезды за окном мигнули, словно подмигивая вселенной. Игра началась.
Часть I: Пробуждение
Глава 1: Тени реальности
Лаборатория была холодной и безжизненной, как математическая формула. Стеклянные колбы, заполненные разноцветными жидкостями, мерцали под неоновым светом, словно слепые глаза, наблюдающие за Артемом. Уравнения на доске, которые он так старательно выводил, теперь казались ему бессмысленными. Они рассыпались в прах под его взглядом, как будто сама реальность отказывалась подчиняться законам физики. Артем откинулся на спинку стула, стиснув виски пальцами. Наука, которую он боготворил, оказалась клеткой – бесконечно точной, но бесконечно пустой. Она не могла ответить на вопросы, которые жгли его изнутри: «Почему звезды пахнут одиночеством? Почему тишина между двумя людьми тяжелее черной дыры?»
Артем начал медитировать по ночам, когда университет затихал, превращаясь в каменного исполина с пустыми глазницами окон. Он садился на подоконник своего общежития, впитывая дрожь города через холодное стекло, и повторял мантру, найденную в дедовом дневнике: «Сознание – единственная частица, не подчиняющаяся гравитации». Сначала он видел лишь тьму за закрытыми веками. Но потом начались вспышки: словно кто-то рвал ткань реальности, показывая краешек иного мира.
А затем пришел «тот» сон.
Он стоял на мосту через Сену, но вода в ней была не вода, а ртуть – тяжелая, зеркальная, отражающая небо, которого не существовало. Над Парижем плыл не рассвет и не закат, а нечто среднее – сумерки, застывшие в янтаре. Женщины в кринолинах смеялись, их голоса звенели, как бокалы, а мужчины в цилиндрах курили сигары, дым которых превращался в млечный путь. И где-то там, за поворотом улицы, звучал смех – тот самый, что прорезал его сердце в архиве.
– «Ищи меня в промежутках…» – прошелестел ветер, и Артем проснулся.
Но сон не отпустил. Его кожа горела, как после касания к раскаленному металлу, а воздух в комнате вибрировал, будто наполненный невидимыми крыльями. Он поднял руку, чтобы потереть глаза, и… она исчезла. Нет, не исчезла – стала прозрачной, как акварель, размытая дождем. Артем вскрикнул – звук прошел сквозь него, как сквозь стекло. В зеркале напротив вместо отражения пульсировала туманная дымка, будто его тело стало облаком элементарных частиц, готовых разлететься по воле случайности.
