Уже с первого этажа я услышала, как захлебывается плачем Варюша. Не дожидаясь лифта, я опрометью бросилась по лестнице на четвертый этаж.
Пока я бежала, пока искала ключи в кармане, пока доставала их, дочка не переставая кричала. Руки дрожали, перед глазами все потемнело. Что же у них там стряслось? Я уронила ключи, и они со звоном упали на пол. Наконец мне удалось вставить ключ в замок и распахнуть дверь.
Бросив тяжелые сумки прямо у порога, я поспешила в детскую.
— Давид, ты что, оглох? — крикнула я на ходу.
Краем глаза, пробегая мимо большой комнаты, я увидела, что муж сидит за ноутбуком, а в ушах — беруши.
— Ты совсем обалдел, — рявкнула я.
Кажется, он расслышал и посмотрел на меня. Потом! С ним потом! Сейчас нужно успокоить Варю.
Я вбежала в детскую и увидела, что дочка засунула ножку между планок детской кроватки и никак не могла ее вытащить. Варя заходилась в рыданиях.
— Сейчас, сейчас, моя маленькая!
Я аккуратно высвободила дочку и подхватила ее на руки.
— Ну все, все, моя хорошая! — успокаивала я дочурку, гладя ее по волосикам. — Мама рядом.
Осмотрев быстро ножку, я с облегчением выдохнула: просто застряла, вроде не вывихнута и не сломана. Может, стоит сбегать с Варей к врачу? Однако почти сразу, увидя, что я вернулась, дочка успокоилась, лишь судорожно всхлипывает. Значит, с ножкой все в порядке, просто испугалась.
В двери спальни показался муж.
— Ты не слышал, как она орала?
— Не слышал, — пожал он плечами безразлично.
— Да я еще в подъезде услышала, Давид. Как ты мог не слышать? Ч-ч-ч, — качала я все еще всхлипывающую Варю.
— Она ж спала, когда ты уходила.
— Проснулась и ногу сунула между планок. А если бы она ее сломала, Давид? — с упреком в голосе спросила я.
— Ну не сломала же, — огрызнулся он. — Чего ты завелась?
— Да ты специально уши заткнул берушами и даже не подошел к ребенку.
— Блин, Саш. Хватит уже, а? — раздраженно сказал он. — Ну, проснулась. Ну, поорала. Я задолбался этот ор каждый день слушать. Мне работать надо. Проект горит, а тут вы! — повысил он голос, и успокоившаяся было Варя тут же снова заплакала.
— Тише ты. Напугал ребенка.
— Тише! Напугал! Задолбало! — выкрикнул Давид. — Вы меня достали просто. Хватит! Ходишь не пойми где, а я тут смотри за ней, сиди, как привязанный.
— Я, вообще-то, в магазин пошла за продуктами, пока Варя спала… — Мне было так обидно от упреков мужа, что на глаза тут же набежали слезы.
— Вот и иди в свой магазин. Иди куда хочешь! — разошелся Давид. — Обе идите. Убирайтесь отсюда, — бросил он мне и тут же рявкнул на Варю: — Заткнись, мелкая! Заткнись!
— Прекрати, — попросила я. — Прекрати орать на дочь.
— Я больше не буду орать и вас терпеть не буду. Собирай манатки и вали отсюда куда хочешь.
Я замерла, не веря своим ушам.
— Ты в своем уме? — наконец спросила я.
— В своем. Давай, собирай вещи и уходите. Мне вы больше не нужны здесь. Устал, как собака, от этой семейной жизни, чтоб ее!
Со злости он долбанул кулаком по стене, и я от испуга дернулась. Давид явно был не в себе. Он и раньше нервничал, когда мы вздорили, и мог сказать что-то резкое, но сейчас переходил все границы.
— Ты же несерьезно? — пробормотала я растерянно.
— Еще как серьезно, — скривился он. — Меня уже тошнит от тебя, твоей дочки, ваших памперсов и пеленок.
Я ушам своим не верила и с изумлением смотрела на мужа.
— Чё ты уставилась на меня, Саша? Тупая, что ли? Я сказал — все. Все кончено. Уходите.
— Но… но куда мы пойдем?
— Я без понятия. Куда хотите, туда и идите, — пожал он плечами.
— Ты же знаешь, что нам некуда…
— А мне плевать. Это моя квартира, и я не хочу вас здесь больше видеть, поняла?
— Ты не имеешь права, Давид, — пролепетала я, совершенно растерявшись.
— Всё я имею. Мы с тобой официально не женаты. Прописаны вы в доме твоих родителей. Вот и идите по месту прописки.
— Но Варя — твоя дочь. Ты выгонишь на улицу собственную дочь?
— Почему на улицу? У тебя есть жилье, — усмехнулся он.
— Ты прекрасно знаешь, что там нельзя жить, дом старый. Тем более с восьмимесячным ребенком.
— А мне посрать. Здесь вы мне тоже не нужны. Все, разговор окончен. — Он развернулся и пошел в большую комнату, бросив на ходу: — Еще неизвестно, моя ли это дочь, вообще. Фиг знает, от кого ты родила.
— Ты… — Я осеклась на полуслове.
Нет. Я больше не буду с ним говорить. Это не имело смысла. Я села на кровать, прижимая к себе плачущую дочь. Я не понимала, что делать дальше. Так. Надо взять себя в руки. Сначала успокою Варю, потом мы с ней просто посидим тут тихонечко. Глядишь, к тому времени Давид придет в себя, и мы спокойно все обсудим.
Варя на моих руках успокоилась быстро, получив заветное — мамину грудь. Не успела я ее докормить, как в комнату вошел Давид.
— Хорош рассиживать, Саша. Не уйдешь сама, я тебя за шкирку выкину. Я сказал: кончено — значит, кончено.
— Ты себе кого-то другого нашел, да? — вдруг осенило меня. — Поэтому с нами так?
— Конечно, нашел. Ты на себя посмотри. Во что ты превратилась? Варечка то, Варечка сё. Только и думаешь, что о своей Варечке, о муже ты совсем забыла. Хотя, блин, чего это я. Я ведь и не муж. Ладно, все. Голова уже болит от вас. — Он провел рукой по лбу, а потом швырнул на кровать какой-то пакет. — Здесь семьдесят тысяч. Хватит вам на первое время, а дальше сама думай. Я тебя спонсировать больше не собираюсь.
