Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах

Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах
О книге

Первая часть книги представляет собой запись разговоров о жизни и восстании в Варшавском гетто в апреле 1943 года, которые Ханка Групинская с 1985 по 2000 годы провела с участниками восстания. Это уникальный документальный материал, содержащий устную историю Холокоста, свидетельство живой памяти и судеб.

Разговоры с солдатами Еврейской боевой организации сопровождаются архивными и современными фотографиями героев книги, фотографиями гетто, многие из которых публикуются впервые.

Вторая часть – сборник из более чем 300 биографий-эпитафий солдат Еврейской боевой организации, основанный на списке, отправленном в Лондон лидерами организации в 1943 году.

Благодарим Валерия Ароновича Дымшица за помощь в подготовке книги

Книга издана в 2024 году.

Читать Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

© Hanka Grupińska, 2022

© С. М. Панич, перевод, 2024

© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2024

© Издательство Ивана Лимбаха, 2024

По кругу. Разговоры с солдатами Еврейской боевой организации

Предисловие

К восстанию в Варшавском гетто я возвращаюсь без малого сорок лет. Первый разговор с Мареком Эдельманом – она открывает эту книгу – я записала в 1985 году для читательниц и читателей выходившего в Познани подпольного журнала «Час». Вскоре его перевели на несколько языков, и оказалось, что этот текст важен: в те годы мир тоже был жестко разделен, и в Америке или во Франции слова Марека Эдельмана звучали как весть с того света. В 1988 и 1989 годах я беседовала с повстанцами Варшавского гетто, жившими в Израиле. В 1990-м – с Инкой, Адиной Блады-Швайгер в Варшаве. Книга «По кругу. Разговоры с бойцами Варшавского гетто» появилась в 1990 году благодаря Ханне Кралль. «Это надо издать», – сказала она и позвонила к издателю. «Ты должна поговорить со Стасей», – велел Марек Эдельман в 1999 году. Я опоздала на несколько недель. С Хайкой Белхатовской я тоже встретилась слишком поздно – она была уже очень больна. Не сразу, но все же мне удалось убедить Казика Ратайзера, что его история должна дополнить второе издание книги. Наконец, в 2000 году круг размышлений о восстании в гетто замкнулся вторым разговором с Мареком Эдельманом. Все они рассказывали много лет спустя, некоторые – впервые за долгие годы, многие – впервые по-польски. Маша, Люба, Арон, Пнина, Казик и Шмуэль так или иначе смогли «освоить» тему Катастрофы на иврите. Впрочем, там ожидали от них совсем других историй. В разговорах со мной они, скорее, развертывали собственную память, чем перечисляли события. Польские слова прижимались к прошлому теснее, чем ивритские, они были ближе, их смыслы – больнее. С Инкой и Мареком мы говорили через польские «фильтры», и в наших разговорах, равно как и в нашем пространстве, все эти годы неотступно присутствовала Польша. Язык не окликал, он служил невидимым орудием мысли.

Помнили разное. Каждый говорил о том опыте, который запечатлелся в его памяти. (Их рассказы – не главы из учебника истории; такие темы учебник истории обычно обезличивает.) Они употребляли много слов для одних и тех же понятий, имена передавали по-разному, потому что в памяти они записались на разных языках – на идише, на польском и на иврите. Например, Марек Эдельман всегда говорил «Юрек Вильнер», потому что так говорили в Варшаве, откуда Юрек был родом, Шмулик Рон называет Вильнера его еврейским именем Арье потому, что оба были сионистами. Розовского называли кто Велвлом, а кто на польский манер Вельвелем. Фамилии тоже записывали по-разному: одни – по правилам немецкого правописания, другие – в транслитерации с иврита или в польской орфографии. В книге много собственных имен, разными именами описывали одно и то же событие. Например, Большой акцией, выселением, Gross Aktion, акцией или акцией выселения называли массовые депортации из Варшавского гетто в июле, августе и сентябре 1942 года. Но этими же словами описывается уничтожение гетто и в других местах. Маша и Пнина называли восстание в гетто «акцией» (буквальный перевод с немецкого Aktion), Мордехай Анелевич говорил о самообороне. Слово «восстание» пришло из другого, более позднего мира.

Второе польское издание книги, дополненное новыми интервью, вышло под названием «Бег по кругу» в 2000 году. Разговоры в нем сопровождались предисловием и пространными комментариями Павла Шапиро, а также архивными снимками, сделанными в гетто, фото главных героев книги и биографиями повстанцев. Думаю, в те годы такая книга наиболее полно отвечала читательским ожиданиям. Третье издание было более скромным – в него вошло меньше текстов и фотографий. За прошедшие после выхода первой книги тринадцать лет мы начали иначе мыслить о Катастрофе, о гетто и восстании. Выросли горы комментариев к тогдашним событиям, и найти их было совсем просто.

С тех пор прошло еще десять лет. Наше знание о тех событиях изменилось, его как будто стало меньше. Забываем о восстании, ибо проходит время, и чем дальше отстоят события, тем слабее отпечатываются их следы в нашей картине мира. Поэтому я стараюсь как можно больше пояснять – комментариями и фотографиями тех лет. Вошедшие в книгу фото, бóльшая часть которых никогда не публиковалась, взяты из необычной коллекции Лукаша Бедки[1]. Их не назовешь обычными хотя бы потому, что нельзя отнести к «обычаю» запечатленный на них мир; необычность состоит и в том, что восемьдесят лет спустя они позволяют посмотреть в глаза тем, кто жил в этом мире. Фотографировали в гетто прежде всего немцы (у солдат были фотоаппараты, и запрет[2] на них не распространялся) реже – евреи (иногда тайком снимали те, кто изготавливал в юденрате[3] пропагандистские материалы), совсем редко – поляки (например, известно несколько десятков фото восставшего гетто, которые украдкой снимал польский пожарный). Авторы снимков из коллекции Лукаша Бедки неизвестны, по всей вероятности, все фото были сделаны немецкими солдатами.

Иногда люди, которых фотографируют, смотрят в камеру, порой они не замечают присутствия фотографа. В данном случае это не столь важно, потому что на каждом снимке запечатлена пусть частичная, но все же правда – реальные люди и контекст. Я постаралась придумать самые простые подписи – общее название, место, если оно известно. Но привязка фотографий к месту или событию опять же не столь существенна. Даже неполная правда о Катастрофе, которую открывают эти фото, самодостаточна (говорит сама за себя).



Вам будет интересно