Маша выпрыгнула из вагона и практически через секунду поезд тронулся дальше в долгий путь. Ребята-байконуровцы долго ещё махали из тамбура и кричали, чтобы она обязательно позвонила. В оглушающей тишине на перроне девушка к своему собственному удивлению не почувствовала одиночество. Вокзал сонно поглядывал на неё большими слабоосвещёнными окнами. Нигде ни души. Мелко моросило. Мягкие мелкие капли дождя щедро сыпались с чёрных небес.
– Ехать, – но это уже не важно. – Я уже дома. «Я дома. Я в России», – Мария глубоко вздохнула и не смогла сдержать нахлынувших слёз. Вода ночного неба была холодной, вода из глаз – горячей. Струйки не смешивались, и, почувствовав этот контраст, девушка рассмеялась. – Ты чего это? – из тьмы материализовался дворник, старичок с добрым лицом. – Я дома! – Маша почти прокричала и, подлетев, обняла оторопевшего мужичка. – Я в России! Я дома! – Вон оно чего… – старичок гладил девчушку по мокрым волосам, а та уже разрыдалась у него на плече. – Ты иди в вокзал, промокнешь. Ты отсюдова, или ещё ехать? – Ехать, – но это не важно. – Я уже дома.
Три месяца назад или, может быть, чуть больше. Начало.
Маша шла очень быстро. Даже не шла, а летела. Длинное чёрное пальто на стройной девушке развевалось почти на всю высоту бедра при каждом решительном, размашистом шаге. Каштановые волосы ниже лопаток рассыпались по плечам и тоже подпрыгивали, вздрагивали и ложились обратно. По щекам текли слёзы. Девушка периодически зло стирала их с лица, но слишком много в ней был обиды, что конвертировалась в солёную воду и от избытка заполняла красивые, сейчас зелёные, глаза. У Маруси цвет глаз зависел от настроения: серые или голубые, когда всё хорошо, и зелёные, когда девушка злилась. Мария врезалась в этот мир каждым шагом с такой силой, что, будь она кинжалом, каждый, кто встречался на пути, был бы беспощадно и зло заколот девушкой-кинжалом в слезах.
Москва безразлично и одновременно с пониманием наблюдала и впитывала эмоции девушки. Москва и не такое видела, поэтому от неё было больше безразличия, чем даже простой жалости. Величавая столица ясно знала, что всё есть результат действий самого человека, а иногда люди так уходили в трагическую спираль чувств, которой не должно быть, что Москва искренне изумлялась, глядя на страдающих. Сердце Родины имело право относиться к каждому так, как захочется.
Она встречала каждого на вокзалах, в аэропортах с распростёртыми объятиями. Раскатывала под ногами яркий, пушистый ковёр, тканный надеждами, безрассудной самоуверенностью, скромными амбициями. Люди робко ступали в мягкий ворс иллюзорного будущего, щурились от ярких фонарей, бегущих строк, реклам; пульсирующих, манящих призывов, что уже почти даровали счастливую жизнь.
И кто-то проваливался в борьбу, будто на ринге бокса. Кто-то побеждал, уже просто выйдя в бой. Кто-то выбирал тактику получше узнать противника и в следующем бою использовать его слабые места. А кто-то бился бесстрашно и героически: падал, вставал на последнем отсчёте со сломанным носом, синим лицом; шатаясь, стоял из последних сил и залетал в шикарный кабинет владельцем личного бизнеса; звучал со сцены и из всех рупоров голосом; издавался, открывал новое и покорял столицу. Приручал, думал, что сделал покорной навсегда, пока однажды вдруг не понимал, что снова на ринге.
А Москва любила делать ставки. Любила ставить подножки и проверять на крепость намерений, на верность целей. Москва любила сильных. Сильных духом и сердцем. Иногда ей было всё равно на уровень достигнутого, но небезразличен внутренний стержень человека. И эта стальная, могучая духом махина начинала подыгрывать. Опираясь на свои воспоминания и на свою историю, она могла расчувствоваться в миг и выложить ровную дорожку жизни для человека, что чист сердцем и силён духом.
Москва – красавица, знающая себе цену, стильная, любимая и ненавидимая одинаково, богатая и кружащая голову, спокойная гармонией глубокой истории тихих улочек центра, громкая славой и победами. Любящая неистово, отдавая всю себя, обнимая и вовлекая во всё самое чудесное. Зло ненавидящая и жгущая в пепел, раскидывая по ветру, если будет, что раздуть. Разная: то тихий ласковый ручей, то обернётся горной рекой со множеством порогов, обнимающая и выплёвывающая из вокзалов и аэропортов обратно. Невероятно любимая в будущем Машкой Москва. Пока у Маруси все эти чувства только зарождались.
Сейчас Маша шла в никуда, просто, чтобы идти. С сумочкой на плече, в которой лежал паспорт и деньги, которых было очень мало. Но больше брать не стала – она гордая! Не надо ей чужого! Пусть подавится своими деньгами!
Мария жила в это время с Василием в Москве. Она искренне и всей душой любила взрослого мужчину. Васе было тридцать шесть, а Марусе девятнадцать. Маша если любила, то ныряя в чувства с головой, полностью растворяясь в человеке, порой совсем забывая о себе. Вася занимался организацией эскорт-услуг. У него была точка на Садовом кольце. Маша не видела в этом ничего предосудительного, ей было вообще всё равно. Девочек Вася привозил из глубинки. Это были весёлые, шебутные девчонки, которые были благодарны мужчине. Василий снял для них отдельную квартиру, покупал еду, оставлял какой-то процент себе, Маша не вникала, но им хватало абсолютно на всё, и они никуда не уходили. Уезжали домой, но всё равно возвращались, хотя истории «с работы» иногда рассказывали просто дичайшие.
