Хотите – верьте, хотите – нет, но у меня большой жизненный опыт. Когда я произношу эту фразу, поучая своих взрослых детей, – они почти всегда начинают веселиться, несмотря на мое нравоучение. Они знают, что взрослым родителей слушаться необязательно, как и то, что решения лучше принимать им самим, вместе с тем и отвечать за эти решения. Также понимают, что родители обязаны выразить свое отношение к их действиям. Здесь ключевые слова: «отвечать» и «выразить». Отвечать – это неотъемлемая часть самостоятельности, а передавать опыт – обязанность каждого нормального человека.
Я, как и моя супруга, по-видимому, большие романтики. Всегда были готовы активно подключаться к чему-либо настоящему, уважаемому, знаковому. Наши дети видели это – и, по-моему, получились неплохими.
Мне, считаю, повезло – я с детства с уважением относился к своим родителям, но, как мне кажется, почти их не слушался. Вернее мне позволяли не слушаться. А еще точнее – прислушивались к моему мнению зачастую соглашались с ним. Я говорю повезло, потому, что не слушаться – это голубая мечта всех детей. Мне практически было разрешено все, ну а я откуда-то знал, что мне запрещено, но уверен, что не только от них. Теперь их уже нет, но я благодарен им, что они мало воспитывали словами, но больше – своим примером и жизненной позицией. Не знаю, какое мнение на этот счет имеют мои старшая и младшая сестры, но мне кажется именно так.
Я никогда ничего у родителей не просил и редко спрашивал разрешение на что-либо. Они многого о моих делах и не знали. Много читал и возгорался в будущем быть участником интересной жизни. Книги были настоящие. Например, прочитанная в третьем классе книга «Небо войны» Покрышкина Александра Ивановича напрочь меня покорила – и я заболел авиацией, начал клеить из бумаги модели самолетов и твердо решил стать военным летчиком.
Забегая вперед, скажу, что военным летчиком мне стать было не суждено. Именно не суждено, поскольку как ни отговаривали меня родители от этой, с моей точки зрения, интересной профессии, а с их точки зрения – опасной, я по окончании школы подал документы в Харьковское высшее военное авиационное училище летчиков. Завернули меня на медицинской комиссии, обнаружив следы недавно перенесенной ангины. Гланды пришлось удалять немедленно, но последующая военно-медицинская комиссия предложила выбрать другое военное училище, кроме летного. Я переоформил документы в Казанское высшее Краснознаменное командное танковое училище. В связи с этой заминкой попал во второй поток кандидатов, на вступительных экзаменах набрал неплохой бал, но весь поток из шестидесяти человек «пролетел» (за исключением троих, в число которых я не попал). Это произошло из-за неожиданно большого количества суворовцев, в последний момент пожелавших стать танкистами. Экзамены их не касались.
Неудача тем же летом вернула меня в авиацию, однако уже не в летный, а в инженерно-технический состав. Далее так сложилось, что служить пришлось не только в авиации. Работа и служба доставляли мне большое удовольствие и никак не тяготили, а наоборот, вызывали приятное ощущение причастности к самой сильной, справедливой и легендарной армии мира. Повезло принимать активное участие в создании и эксплуатации крупнейших объектов обороны в разных местах Советского Союза. Самое главное счастье состояло в том, что моя семья была мне крепким тылом и разделяла со мной радости и тяготы этой жизни.
В том, что меня из всего окружающего влекла исключительно военная тема, – нет никакого секрета. Я родился в семье военного в Алма-Атинском военном училище, выпускавшем десантников. Позже это училище было перебазировано в город Рязань. Когда я познакомился с книгой Покрышкина, меня окружала атмосфера прославленной 12>-й гвардейской Уманьской ордена Ленина Краснознаменной ордена Суворова танковой дивизии, прошедшей от Сталинграда до Берлина, дислоцироющейся в шестидесяти километрах от того самого Берлина в городе Нойруппин. Нам, мальчишкам, везде был доступ, во все полки, солдатские клубы, полигоны, спортплощадки. Мы видели со всех сторон и боевую работу, и армейскую рутину. В кого как, но в меня это крепко впиталось. Тогда, мальчишкой, я ловил себя на мысли постоянной причастности к чему-то значимому.
Помню Карибский кризис 1962 года и боевую работу в 48>-м гвардейском Вапнярско-Варшавском ордена Ленина Краснознаменном ордена Суворова и Кутузова танковом полку, в котором тогда служил мой отец. Мы, мальчишки, казалось, тоже были участниками тех событий. Смотрели, как готовили боевые машины, видели как загружают в них боекомплекты и отправляются на боевые позиции. Крутились между военными, и нас никто не гонял. Теми ночами мы оставались в домах с матерями. Баррикадировали входные двери, подпирая их нехитрой казенной мебелью, спинками и сетками кроватей, поскольку поступали угрозы и имелись случаи нападения на семьи военных. Мужики дома не ночевали, были круглосуточно в полной боевой готовности. Полк стоял в двух километрах северо-восточнее города Нойруппин на окраине города Альтруппин, рядом был небольшой жилой городок для семей военнослужащих, огороженный дощатым забором и состоящий из нескольких разной этажности домов.
