– …Это вы предлагали поменяться …?
– …а?
Подсаживается ко мне, жду какую-то подставу, только бы чего в кофе не подмешала, или как это у них сейчас делается…
– Это вы предлагали поменяться снами?
– Поменяться… чем?
– Да снами же, снами… Вы же сами мне во сне написали – а давай снами поменяемся…
– Да? И-и-и… – отчаянно думаю, как можно поменяться снами, где я сейчас достану сон, из кармана, что ли, вытащу, или из головы…
– Так вы мне это во сне написали, – не унимается она, – а как мы могли во сне снами поменяться, если мы и были во сне, и сон был один на двоих!
– И… и что это значит?
– Это может значить только одно… Значит, то была явь… Только в яви мы могли поменяться снами!
– А сейчас мы где, по-вашему?
– Ну, вы сами не догадываетесь?
– Во… во сне?
– Ч-ш-ш… они же услышат…
– Кто… они?
– Не… не знаю… но если мы всю жизнь принимали сон за явь, явь за сон… значит… это кому-нибудь нужно?
– М-м… наверное.
– Вы извините, что я так… но вы же сами написали, что хотите поменяться снами…
– А… ну да, да…
– Вот… номер мой, если что…
– С-спасибо, – уже начинаю о чем-то догадываться, тренинг какой-то, не иначе, возьмите номер телефона у случайного прохожего или подсядьте к случайному человеку в кафе…
– …как вам мой сон?
– …простите?
– Как вам мой сон?
Хочу спросить у этого старика, откуда он меня знает, тут же одергиваю себя, а чего ради я назвал его стариком, он же… черт, на вид ему лет тридцать, не меньше, и все-таки хочется назвать его стариком, которому лет двести, не меньше…
– …а вы не помните? Мы с вами менялись снами…
– Да?
– Я писал вам… вы согласились… Я подбросил вам свой сон про девушку…
– …которая путает, где сон, где явь?
– Совершенно верно…
Настораживаюсь:
– А… а вы уверены, что это… сон?
– Ну, конечно же сон… – он многозначительно смотрит на меня, – красивый сон, правда?
– Э-э-э… м-м-м… А я могу еще раз увидеть…
– …девушку во сне? Ну, вы же понимаете, сны, это штука такая, их же можно увидеть только единожды… не так ли?
Снова смотрит на меня еще многозначительнее, киваю, что да, да, кто бы сомневался, так оно все и есть.
Когда он уходит, разворачиваю номер телефона, уже понимаю, что там ничего нет…
…фрегаты строят те, кто сходят с ума – или наоборот, те, кто вернул себе рассудок, – здесь мнения расходятся, да лучше прятать эти мнения, а то мало ли что. Фрегаты строят где-то на чердаках – поэтому с нынешнего года чердаки запретили, хотя запретить бы надо фрегаты.
Итак, запрещенные фрегаты строят те, кто сошел с ума – вернее, сходить с ума тоже запрещено, потому что запрещен сам ум. Или те, кто наоборот, поднялся на ум, это как посмотреть. Фрегаты строят осторожно, из чего-то тонкого и невесомого, строят бесшумно – так что о фрегате узнают уже когда он вылетает в чердачное окно, треща перепончатыми крыльями, а тот, кто сошел с ума (Или? Или?) сидит на нем верхом.
Здесь уже во фрегат целятся все – и из вражеских цитаделей, и из той цитадели, откуда поднялся фрегат, потому что фрегат видно изо всех цитаделей, над домами, над крышами, над стенами, бескончными стенами, разделяющими цитадели, над, над, над…
…могу сказать, что я поднялся выше всех – и в то же время не могу этого сказать, потому что я не знаю, как высоко поднимались те, кто был здесь до меня, и был ли здесь кто-то вообще. Иногда я слышу их – я даже не могу сказать, кого их, потому что никогда их не видел, да можно ли их вообще увидеть. Они высоко – так бесконечно высоко, что мне на моем фрегате в жизни туда не добраться. Я только слышу их отголоски, настолько несоизмеримо сложные, что не могу понять даже отдельные обрывки… фраз? Мыслей? Образов? Этому нет названия в нашем языке, да и вообще ни на одном языке мира. Говорю так, тут же одергиваю себя, нет никаких языков, есть единый язык для всех цитаделей, только об этом никто не знает, кроме…
