Утро, мягко говоря, не задалось.
Едва я разлепила краснющие от хронического недосыпа глаза, на мой живот со шкафа плюхнулся вредный фамильяр, потребовав в четыре часа глубокой ночи… кефирчику!
Когда догорала занавеска, которую изничтожил пламенный шарик, я соизволила скатиться с кровати. Потом я пятнадцать минут искала домашние тапочки, чтобы доползти с третьего этажа на первый.
Босой ходить любила, но сейчас в моем некогда уютном гнёздышке полным ходом высокоскоростной улитки шли ремонтные работы. И схлопотать дюймовый гвоздь в нежную пяточку совершенно не хотелось.
Зато на второй минуте я и мой внутренний голос наобещали две… Нет, три дюжины проклятий пушистому проходимцу. Он все время, пока я с полузакрытыми глазами собирала пыль под кроватью, шкафом и трельяжем, молча поблескивал зелеными глазюками, отражавшимися на всех глянцевых поверхностях при свете луны, едва проникающем сквозь средней плотности ночные портьеры.
– Шафик, я тебя прибью! – покашливая, прошептала я, с лихвой проглотив горку собравшейся за полгода пыли. Времени на уборку у меня никогда не хватало, а слуг в своем доме терпеть не хотела. Вот и скрипела зубами, понимая, что виновата в свинстве только я.
– Сначала кефирчику-у-у, – фыркнул кот, облизывая лапку, – Я и так на все оставшиеся восемь жизней наказан.
– Интересно, чем это? – тут же нахмурилась я, попытавшись выползти из-под широкого шкафа.
– Не чем, а кем! – недовольно проворчала животина, пощекотав меня усами за пятку, от чего к трем дюжинам проклятий добавилась еще одна, но молчаливая. Вслух высказывать Шафику все, о чем думаю, не получалось по той причине, что от его неожиданной щекотки я впечаталась головой в днище шкафа и прикусила язык.
В голове поселилась предательская мысль:
«Да ну его все! Туда! Здесь останусь!»
Отодвинула, чихнув, пыль подальше и снова закрыла глаза. Иногда у меня случались совсем нелогичные поступки. Вот скажите мне, зачем в полной темноте держать глаза открытыми? Все равно же ничего не видно!
Но Шафик был неумолим. Как только я затихла, подложив под щеку ладошку для пущего удобства, наглец запрыгнул на мою пятую точку и протяжно завыл, как вурдалак на луну.
Я от неожиданности брыкнулась и повторно опробовала головой твердость деревянного шкафа. К счастью, в этот раз ослепительные звездочки совершили всего лишь один оборот вокруг оси, коей служила моя бедная черепушка.
– Дарла, вставай! – и, не демонстрируя ни капли присущей всем живым существам совести, кот вогнал все до единого коготки в мой сухопарый зад.
Четвертую дюжину проклятий выслушала вся округа! Часть из них вернулась мне тут же. От добрых соседей, ага.
«Какое, однако, счастье, что ведьма здесь только я!»
Иначе страдать мне от изжоги, поноса, облысения, икотки и подкожного клеща не менее двух недель!
Дом мой, к несчастью, располагался в тесном соседстве с тремя точно такими же строениями. Только в своем я жила с Шафиком, а вот там, в остальных, проживали несколько «таборов». Часть жильцов и не подозревала, что нередко страдает от моих свежеизобретенных заклинаний и зелий. А так жили мы очень дружно!
Работала я в местном поисковом бюро. И денежки мне платили немалые. Хоть и была одна сущая мелочь – год назад я продала свои способности без права выкупа. Но именно сегодня об этом глупом поступке я забуду навсегда! Третьего вересня пять тысяч двадцать второго года истекает контракт. И мне, рыжеволосой бесстыжей ведьмочке, исполняется двадцать лет!
Именно поэтому мой фамильяр все еще жив, а я почти проснулась.
– Шафик, слезай! – закричала я, когда от высокой ноты, неожиданно вырвавшейся из котофеевой пасти, треснуло зеркало. – Не к добру это, Шафик! Семь лет несчастий ты мне навыл. А я только сегодня за все расплачусь!
– Поду-у-у-маешь! – не согласился поганец. – Тебе что, плохо было с Аброськой? Нет? Вот и я о том же. Давай еще с ним останемся?
– С ума сошел? – прошептала я, ощупывая место, на которое я вечно цепляла неприятности. – Мне хватит и того, что есть. И вообще, – я скуксилась, – Может, свое бюро открою!
– Ты и бюро? – выпучил глаза Шафик. – Дарла, налей лучше кефирчику!
С тяжелым вздохом раздвинула пыльные портьеры, замечательно прочихавшись напоследок, и направилась к двери. Потом опомнилась и притормозила, осознав, что в этой комнате можно найти все, кроме того, что действительно нужно.
– Тапочки, Шафик! Без тапочек я не пойду на кухню.
– Делов-то! – фыркнул фамильяр. – Да вон они, под пледом притаились.
Тонкая материя, которой я прикрыла изувеченное зеркало, в момент вернулась обратно. В мои ручки загребущие. И сама (честное ведьминское!) намоталась на правую кисть. А левая рука (тоже сама, представляете?!) плотно ухватилась за другой конец. И вот какое дело… Закрутилась материя в плотный жгут… что? Правильно! Тоже сама!
– Шафи-и-ик, – умилительно протянула я, состроив невинные глазки. – А ты знал?
– О чем? – котяра дал заднюю, в предчувствии скорой расправы прижав уши плотнее к безумно наглой голове.
– О тапочках, – еще более умилительно прошептала я, вспомнив и пыль, и крепкое днище шкафа, и добрых соседей.
