Деревня Ольховка, состоящая из двадцати семи домов, трёх улиц, начальной школы, маленького магазинчика и здания администрации, находящегося на незначительном расстоянии от основной застройки, растянулась вдоль неширокой речушки, берега которой густо поросли травой, достающей порой до пояса. К реке вела узкая тропка, переходящая в деревянный помост, с него иногда забрасывали свои удочки рыбаки, а бабы полоскали бельё. Нет, несмотря на глухую местность, у многих имелось собственное водоснабжение, но иногда, то насос ломался, то трубы лопались, а пока до города доберёшься, да всё необходимое купишь, столько времени уйдёт!
По этой тропке, разъезженной после недавнего дождя, неспешно, стараясь не поскользнуться на грязи и прижимая к груди плетёную корзину, ступала Марьяна. Её светлые волосы были убраны в две тугие косы, а простенькое розовое платье чуть развевалось на лёгком летнем ветерке. Тяжело вздохнув и поправив выбившуюся прядку, она подошла к помосту и опустила на него свою ношу. Где-то недалеко послышался звук подъезжающего автомобиля. И кому только потребовалось приезжать в это забытое место? Девушка повернула голову на шум, но, ничего не увидев за домами и хозяйственными пристройками, тут же потеряла к нему интерес.
— И надо же было трубам лопнуть именно сегодня! — сердито пробубнила Марьяна, вспомнив разлитую по полу воду, которую пришлось спешно убирать. — Где мне теперь рабочих искать? Дядя Ваня в запое, дядя Коля на заработки в город подался.
Подогнув подол и обвязав его вокруг стройных бёдер, она достала из корзины стираное бельё и принялась полоскать его в реке, наблюдая, как мыльная пена медленно расходится по поверхности. Несмотря на июнь, в столь ранний час вода была ещё холодная, к тому же всю ночь лил дождь. Руки тут же озябли, но Марьяна продолжала упрямо промывать вещи от стирального порошка. Убрав в корзину простынь, она потянулась за наволочкой.
— Эге-ге-ге-е-ей!!! — пронёсся над деревней внезапный истошный вопль, который тут же был подхвачен лаем собак и криком петухов.
Взвизгнув от неожиданности, Марьяна вскочила на ноги и обернулась в сторону шума, обронив при этом в воду наволочку. Та, воспользовавшись обретенной свободой, неспешно поплыла вниз по течению.
— Да ну что ты будешь делать! — всплеснула руками девушка, наблюдая, как кусок белой ткани медленно, но верно отдаляется от берега.
Марьяна вооружилась длинной, тонкой палкой и попыталась дотянуться до пропажи, но куда там! Чуть не упала только, поскользнувшись на мокрых досках. Отбросив ненужную деревяшку и балансируя на одной ноге, она отчаянно замахала руками, чтобы удержать равновесие.
— Эге-ге-ге-е-ей!!! — повторился протяжный крик, проплыв над рекой и, перепугав дремавших уток, растаял за излучиной. Там же в скором времени скрылась и наволочка. К возмущению собак и петухов присоединились и коровы.
Выправив положение, Марьяна развязала и опустила подол платья, после чего побросала в корзину выполощенное бельё и, подхватив её, поспешила на источник звука, стараясь при этом не оступиться на слякоти.
— Эге-ге-ге-е-ей! Есть тут кто живой?! — продолжал вопить неизвестный.
Со всех сторон послышалось хлопанье открываемых дверей, скрип калиток. Люди в Ольховке вставали рано: коров подоить, цыплят накормить, огород прополоть, — работы в деревне было непочатый край. Постепенно жители выползли из своих домов и приусадебных участков на центральную улицу, на которой даже местами сохранился асфальт, как напоминание о выборах губернатора, прошедших лет десять назад. Марьяна видела, как вдалеке деревенские обступили неизвестную машину, и направилась туда, но внезапно ей путь перегородили две пожилые женщины, неспешно идущие в ту же сторону.
— Что за болезный там кричит, не знаешь, Кузьминична? — спросила одна вторую.
— Залётный, — флегматично ответила Кузьминична, затем она заметила семенящую за ними девушку. — Не твой, случайно, а, Марьяша?
— Точно нет, — фыркнула та.
— А вдруг одумался?
— Нет, баба Тома.
Аккуратно обогнув пенсионерок, Марьяна подошла к толпе. Попрыгав за спинами людей, она попыталась их осторожно растолкать. Кто-то расступался, кто-то нет, но, в конце концов, девушка выбралась на середину. В центре, окружённый жителями Ольховки, стоял белый «Мерседес» с незнакомыми номерами. Стекло на задней двери автомобиля, откуда, видимо, и кричали, тут же поднялось, зато открылась передняя дверь, и из салона выбрался хмурый водитель в чёрных джинсах и тонком синем пуловере. Приглядевшись к нему, Марьяна дала бы этому мужчине лет тридцать или тридцать пять. Недовольно кивнув в сторону обступивших их людей, он открыл заднюю дверь. Сначала оттуда показалась чья-то нога в ослепительно-белом ботинке и такого же цвета брюках, затем, придерживаясь руками за дверцу, из машины вышел парень. Пиджак его был плотно застёгнут, зато на рубашке не хватало пары верхних пуговиц. Пригладив пшеничного цвета волосы, молодой человек с интересом осмотрел окружающих. Водитель покачал головой, скрестил руки на груди и закатил глаза к небу.
— Ну, здравствуй, деревня! — парень с радостным видом распростёр ладони в приветственном жесте. — Встречайте! Жених приехал!
