Парень из «Коры» стоит на солнце у входа. В Интернете я вычитала, что раньше в этом здании располагалась фабрика по производству печенья.
– Эй, привет! – парень кричит, обращаясь ко мне. Машет рукой.
И, преодолевая эти последние несколько метров, я чувствую себя неловко – под наблюдением. Когда я наконец приближаюсь, кажется, что после этого «эй!» прошла вечность.
– Привет, – говорю я.
– Лидия?
– Лид.
– Окей, привет, Лид. Ну а я Бен. Ты пришла посмотреть… – представитель «Коры» заглядывает в бумаги, – «а-четырнадцать».
– Да, – подтверждаю я.
– Ты же знаешь, там не очень с освещением, да? – Он снова смотрит на меня. – В общем, если захочешь, могу показать одну из студий со стеклянной крышей и тому подобным.
– Нет, все в порядке.
Бен приподнимает бровь:
– Фотография?
– Перформанс.
– Правда? – Он явно удивлен. (Распространенная реакция. Я кажусь застенчивой.) – Тогда понятно.
Он предлагает войти. Для этого нужно открыть большую металлическую дверь, а до того еще железную решетку перед ней, которая тоже заперта. Бену приходится использовать четыре ключа.
– Отличная защита, – говорит он в процессе. – Существенный плюс для женщин, которые тут работают. Если задержишься допоздна, думаю, все равно будешь чувствовать себя в безопасности.
Я задираю голову, осматриваю стену. Окна начинаются только с третьего этажа. Трудно забраться даже с лестницей.
– Ага, в общем, – Бен следит за моим взглядом, – на первом и втором нет окон, потому что здесь делали печенье, которое покрывали шоколадом.
– Оу! – произношу я.
– Ага, интересно, правда? – Дверь с лязгом открывается. – По сути, фабрику выстроили именно так, потому что шоколад тает на солнце.
Издаю еще один неопределенный звук.
Здание очень высокое. Первые два этажа кажутся частью фундамента.
Когда мы заходим внутрь, возникает неловкая ситуация. Каждый из нас показывает жестом, что пропускает другого, и затем мы сталкиваемся, пытаясь одновременно перешагнуть порог.
Мы идем друг за другом по темному коридору.
– Так ты сама откуда? – спрашивает Бен.
Некоторое время не отвечаю. Этот вопрос я тоже слышу часто.
– Ну, родилась в Англии. Но мой папа был японцем, а мама наполовину малайзийка.
Он оборачивается:
– О боже… черт… нет, прости, я имел в виду, откуда ты приехала сегодня? Типа, ты в Лондоне живешь?
– А, да, – лгу я. – Тут рядом, в Кеннингтоне.
На самом деле я не живу в Кеннингтоне. Просто увидела час назад это название на карте подземки.
– Классно! – говорит Бен. – Там довольно приятно, да?
Киваю.
Бен открывает дверь с табличкой «А-14». Я первой захожу в комнату. Довольно маленькая, но пойдет. У стены раковина и столешница. На ней микроволновка, под ней небольшой холодильник.
– Арендная плата здесь меньше, чем в студиях с окнами. Двести пятьдесят пять фунтов в месяц, а «Кора» субсидирует остальное по программе для творческой молодежи. – Бен смотрит на одну из своих бумажек. – Счета оплачиваются отдельно, но тут они небольшие. Платить двадцать восьмого числа каждый месяц. Если решишь снять, могу оставить вот это. – Он показывает мне листочек бумаги. – Карта тоже есть, пожарные выходы и все дела.
– Свет регулируется? – спрашиваю я, и Бен кивает.
Иду к выключателю проверить. Лампочки тускнеют, пока почти полностью не гаснут. Так и оставляю их на самом слабом уровне; какое-то мгновение комната кажется сотканной из теней. Потом глаза привыкают, и я вижу все четко. Например, что Бен, слегка нахмурившись, косится в мою сторону.
– Мне нравится, – говорю я.
– Окей, супер! Берешь?
– Ага.
– Тогда давай займемся договорами. Так вот…
Понятно – он ждет, что я прибавлю освещение обратно.
– Окей, – киваю я, но к выключателю не притрагиваюсь.
В полутьме иду к столу и сажусь, надеясь, что Бен просто сделает то же самое. Так и происходит. По пути он спотыкается на ровном месте (у людей, думаю я, ужасное ночное зрение) и, наконец, устраивается на соседнем стуле, поставив свою сумку на пол.
Бен раскладывает бумаги на столе. Потом поворачивает ко мне голову. При таком освещении черты его лица кажутся очень мягкими, тогда как на улице в них чудилась какая-то угловатость. Я засматриваюсь на его щеки, круглые и слегка розоватые. Похоже, он довольно молод. Вполне привлекателен. Я улыбаюсь ему.
Бен сцепляет руки и говорит:
– Ты не против, если я… – и указывает на лампочку над нашими головами, после чего привстает.
– Знаешь, а ты не против, если мы оставим так? – говорю я. – У меня голова побаливает.
– О… да-да, конечно. Если что, у меня есть ибупрофен… – Бен тянется вниз к сумке. Милая, элегантного вида велосумка.
Я качаю головой:
– Все хорошо. Все в порядке. Наверное, просто проголодалась.
На слове «проголодалась» мой живот урчит. Ерзаю на месте, чтобы замаскировать звук, но он довольно громкий, к тому же хорошо резонирует в пустой комнате. Мне неловко. Бен делает вид, что не услышал, и от этого только хуже.
– Э-э-э, так вот… Не могу разглядеть текст, – признается он, смеется и поднимает глаза. – Но я отметил крестиками, где тебе нужно подписать. – Он склоняется над столом и прищуривается. – Ага. Вот первый.
