– Ты мне не мать! – в запале кричит Даша и сбрасывает вызов.
Я тяжело вздыхаю. Рука тянется набрать повторно, и хочется, если честно, накричать в ответ, но я напоминаю себе, что Даша тяжёлый ребёнок, и прячу телефон в карман, подальше от соблазна. А чтобы отвлечься, ложечкой подцепляю опавшую пенку остывшего каппучино, слизываю. Пузырьки пенки лопаются на языке, а интерьер кофейни расплывается перед глазами. Я смаргиваю пелену слёз. Я взрослая, мне не положено обижаться и плакать, верно? Но я ведь не железная…
Мне очень больно.
Семь лет назад Даша отпраздновала свой четырнадцатый день рождения с друзьями и ехала с родителями домой. На встречку вылетела фура. Лобовое столкновение. Её родители, мои сестра и зять, погибли на месте. Даша, сидевшая, на заднем сиденье выжила. До приезда скорой и спасателей она оставалась в сознании. Мне даже думать страшно, что она пережила, зажатая в смятом автомобиле. Чудо, что она сохранила рассудок.
Естественно, я не могла допустить, чтобы Даша попала в детский дом. Я оформила опеку, и поначалу мне удалось наладить отношения. Мне казалось… Даша вела себя тихо, пришибленно, подолгу таращилась пустым взглядом в стену, послушно занималась с психологами, часто плакала. Когда ближе к восемнадцати она вдруг взбунтовалась, я искренне обрадовалась. Решила, что ребёнок оттаивает, что начался запоздалый переходный период, что со временем всё устаканится, наладится. Наивно… У нас с Дашей шесть лет разница, и воспитателя из меня не получилось. Хах, какой воспитатель? Я тогда сама девчонкой была. Взвалила на себя ношу, с которой не справилась. Даже роль старшей подруги не осилила.
Я звякаю ложечкой о блюдце, поднимаю чашку обеими ладонями и делаю глоток. Остывший кофе горчит.
Определенно, пора что-то менять. Добавить сахару, купить билет на самолёт. Сколько можно? Ради Даши я бросила институт, отказалась от карьеры и долго работала курьером на полставки. Это было моё решение, мой выбор. Но, чёрт побери, дальше так продолжаться не может.
– Боже-боже! – вскрикивает шатенка за соседним столиком.
Я недовольно морщусь на нарушительницу покоя, поворачиваю голову и не верю своим глазам. Сбоку валят густые чернильно-чёрные клубы, дым с поразительной быстротой заполняет зал. По ушам ударяют крики заметивших неладное людей и грохот опрокидываемой мебели.
Крики перекрывает вой сирены, а между завываниями с потолка раздаётся голос администратора:
– Уважаемые посетители торгового центра, это не учебная тревога. Просьба как можно скорее проследовать к аварийным выходам и покинуть здание. Повторяю, это не учебная тре…
Объявление обрывается на полуслове. Теперь сирена воет не переставая. Люди разбегаются.
Лифтом при пожаре пользоваться нельзя. А эскалатором? Люди в панике мечутся во всех направлениях. Огня не видно, но дыма всё больше и больше. Я пригибаюсь к полу, воротом блузки закрываю нижнюю половину лица и со всех ног бегу к нормальной бетонной лестнице, но почему-то упираюсь в тупик с магазином игрушек.
– Помогите, кто-нибудь!
Воет сирена.
Я захожусь в приступе сухого кашля, пытаюсь сообразить, где я ошиблась и почему свернула не туда. Получается, я проскочила аварийный выход? Я слышу крики вдалеке, но рядом никого. Я мешкаю в тщетной попытке схватить побольше воздуха. Выход должен быть рядом… Ноги предательски подкашиваются, голова кружится от недостатка кислорода, я уже не иду, а ползу. В дыму ничего не видно, словно на коридор напала ночь.
Мне не выбраться, да? Где бы ни прятался выход, сейчас я бодаюсь со стеной. Я задыхаюсь от кашля.
Дрожащими пальцами я вытаскиваю телефон:
– Ну же, не сбрасывай. Алло, Даша? Послушай, я не хотела тебя обижать. Мне жаль, что я тебя расстроила. Я хочу, чтобы ты знала, что несмотря ни на что, я люблю тебя. Всегда любила.
– Э-эй, что на тебя нашло?!
Ура, не сбросила!
Я всхлипываю и широко улыбаюсь сквозь слёзы.
– Даш, тут в магазине пожар, а я, представляешь, заблудилась, – я продолжаю шарить по стене в поисках аварийного выхода, ползу, но поговорить в последний раз мне кажется важнее, чем преодолеть лишние пару метров. – Глупо, да? Послушай, я правда тебя очень люблю. Между нами было много всякого разного, – я захлёбываюсь словами, торопясь высказаться.
– Прекрати! Это нечестный приём! Я не буду пить и приеду вовремя, только прекрати!
– Даш, знай, что я никогда ни в чём тебя не винила. Больше никаких запретов. Я только прошу тебя, береги себя и проживи счастливую долгую жизнь. Я люблю тебя.
Руки и ноги больше не слушаются. Телефон выскальзывает из пальцев, перед глазами темнеет.
– Эй! Алло!
Даша на том конце паникует. Бедная девочка. Прощай… Всё, что я могу, это представить, как обнимаю её. И вдруг происходит что-то странное. Дымовую штору кто-то сдёргивает, и я оказываюсь на незнакомой дачной веранде. Повсюду бутылки, пустые и ещё полные – это первое, что бросается в глаза. Небритый парень завалил постанывающую девицу в углу прямо на дощатый пол и совершенно не стесняется зрителей. Две крашеные блондинки с одинаковым пирсингом в носу пьют прямо из горлышек. Четверо, матерясь, режутся в карты.