Самое жуткое здесь – осознавать, что все это происходит с тобой. Ботинки без шнурков, вычищенные от хламья карманы и руки за спиной – в этот раз не по телику. Меня ведут по коридору со скрученными запястьями, меня допрашивает следователь, подразнивая стаканчиком со свежесваренным кофе, и меня грозятся не выпустить, если не скажу им: каким образом я оказался рядом с трупом и пролежал там пять часов.
– А если скажу, что просто напился и упал с обрыва?
– С чего же ты так напился?
– День рождения, – пожимаю плечами.
Они пользуются тем, что я ни хера не знаю законов и своих прав. В Америке еще во время задержания заорал бы: «Требую адвоката! Ни слова не скажу без защиты!» У нас по-другому. Зачем мне защита, я же ничего не сделал?! Или сделал? Их смущает отсутствие орудия убийства. Не мог же я ее пандовой шапочкой кокнуть?! Не мог. Чтобы вскрыть черепушку и вытащить оттуда мозги – потребуется приложить усилия. А у меня, похоже, сломана правая рука. Это мне и на руку, и отлично играет против меня…
Переглядываемся. Ловлю ее теплый взгляд, смотрю влево и туда же выворачиваю руль. Удар. Тишина, растекающаяся диким ужасом по телу…
Вскрикиваю в темноте – то ли ото сна, то ли от непрекращающейся боли. Хватаюсь ладонями за голову, треплю ее нещадно, чтобы проснуться, разогнать остатки кошмара. Покачиваясь на кровати, чувствую, еще немного – и блевану, прямо на одеяло. Сползаю на пол. Пытаюсь отдышаться. Нагнетенный ужас стекает каплями пота и слез по лицу, размазываю эту дрянь по коже, взглядом прицеливаясь в открытое окно. Если до него добраться – станет легче. Там, за шторками, пробиваются лучи солнца и шум городской трассы. Там вся жизнь, а у меня здесь несет перегаром и чьей-то ссаниной. Ощущаю, что, если сейчас же не доберусь до туалета, то будет вонять моей ссаниной.
Слабыми руками хватаюсь за кровать и кое-как поднимаю себя на ноги. Пока идти не очень-то получается. Это мыслями я уже у двери, а телом – все здесь же. Даже в темноте перед глазами все кружится. Голова почти пустая, но картинка из сна стоит передо мной, как фоновое изображение рабочего стола. Изнываю в попытке вспомнить, чем закончилась вчерашняя тусовка. Что я пил? Какого черта снова вырубился? И где Кирыч? Просил же…
«Анальгин и кофе, – щелкает в голове. – И жратва».
Надо же, мозг, несмотря на неспособность управлять телом, еще помнит о необходимости поесть. По-моему, еда, энергетики и бухло – это все, что мне нужно. Еще аниме, чтобы уж окончательно не сдохнуть со скуки.
Не уверен, сколько точно проходит времени, прежде чем я добираюсь до туалета и стою у толчка, прислонившись головой к стене. И мне откровенно пофиг, куда там разлетаются желтые капли. Плитка на стене такая холодная и приятная, трусь о нее виском, не переставая, она утоляет боль. Правда, не навсегда. Едва отхожу к раковине, пошатываясь, меня накрывает новой волной мигрени. И в разы сильнее, настолько, что в зеркале мерещится, будто я в крови. А нет, не мерещится. Действительно в крови. Значит, еще и кровь размазал по лицу. Она свежая, густая и темная. Подставляю ладони под струйку воды и приблизительно понимаю, что мой дружок, наверное, теперь тоже запачкан в красное. Пофиг. Смываю следы носового кровотечения и наскоро утираюсь полотенцем. Опять мутит живот, и я, согнувшись, маленькими и медленными шажками иду по коридору. Теперь мне холодно, озноб проходится по шее и голым ступням. Осматриваю себя. Хвала небесам – я в штанах и футболке, хоть что-то остается неизменным! Сколько бы раз ни просыпался с бодуна, всегда остаюсь в одежде. Счастливый собственным открытием вваливаюсь в комнату, где светло. Щурюсь от солнца, пробирающегося через открытые шторы, делаю два шага и бревном падаю в кровать.
– Ебанина, – протягиваю я и закрываю глаза.
– Слава! – возмущается Ника, – это я по голосу слышу. Она хлопает крышкой ноутбука. – Вообще-то у меня семинар онлайн! Я отвечаю доклад!
– Че онлайн? Заболела?
– Универ на ремонт закрыли, на месяц, мы на дистанционке. Я ж тебе говорила!
Хмыкаю. Ага, на месяц. Это все враки. Когда говорят на месяц – умножь на три или на два как минимум. А Вероничке это все явно не нравится, она ведь второкурсница. Считай только из-под родительского крыла вырвалась. Хотела самостоятельной, студенческой жизни, а тут дистант. Сиди у монитора и глаза пуль.
Ее теплая ладошка покрывает мой лоб. Глаза держу закрытыми, боюсь снова поймать волну тошноты. Мне хорошо вот так лежать на ее кровати и осознавать, что я не один.
– Кофе? Или анальгин? – спрашивает она.
– И то и другое, – отвечаю. – Я бы и от пожрать не отказался.
– Плохо, да?
– Нормас.
Не верит. Цокает языком и выходит из комнаты. А я остаюсь лежать, потому что знаю – она все сделает.
Вероничка – это вообще святое. Она появилась в моей жизни в том году, когда училась на первом курсе социально-культурной деятельности. Я сдавал комнату в своей квартире, недорого, вот она и попросилась в соседки. Разумеется, в квартиранты я рассматривал себе другана, а не девчонку, но ее милейшие зеленые глаза решили за меня. Так и влюбился. С тех пор живем вместе. А что? Я ей пристанище поближе к универу, а она мне то завтрак приготовит, то в магазин сходит, то аниме со мной посмотрит. Раньше еще на пробежку выходили… Ее мать присылает квартплату исправно, только вот мозги постоянно пилит, но это другое. Переживает за дочку, думает, что испорчу. А я ни-ни и пальцем ее не трогаю. Такая девочка достойна большего, чем я.
