– Я был бы никудышным кумиром молодёжи.
– Почему? Чего тебе не хватает?
– Героиновой зависимости. Преждевременной смерти. Хотя, может, и то и другое ещё впереди.
Джастин Хэйворд-Янг, The Vaccines
Такая рыжая, что глаза слепит. Рыжая и солнечная. Кожа будто светится, а на ладонях мозоли.
– Тати, – представляется она, протягивая руку.
– Давно на барабанах играешь? – деловито спрашивает Ральф Доэрти, басист и основатель группы. Он хоть и главный, и старший из ребят, они всё равно зовут его Дороти с тех пор, как кто-то ляпнул «каким ураганом тебя занесло из Англии аж в Калифорнию, Дороти?», и так оно и прилипло.
Ральф не понимает, что «давно» – не главное; главное, что много.
– Мне тоже нравится, когда девчонки на ударных, у них там всё это… ходуном ходит, – шепчет маленький лохматый Майк Эллиот. Его тоже «занесло ураганом» с Ральфом заодно, а теперь он усердно сжимает гитару и полагает, что он достаточно невидимый, чтобы быть неслышимым. Краснеет от собственных слов, а солист пихает его плечо и торжественно объявляет хорошо поставленным голосом:
– Принята!
Такой чистенький, будто с плаката слез. Бьёт кулаком в грудь, называя своё имя:
– Трой Гордон!
Напыщенный до смешного. Смазливый. Таким самое место у микрофона. Пьёт шампанское из одноразового фужера, оттопырив мизинец. Осколки второй бутылки валяются на полу в липкой лужице. Традиция такая: бить бутылки в честь больших событий.
– Вытирать кто будет? – возмущается Майк, прихлёбывая пиво из банки.
– Пф-ф! – Трой топчется на месте, стекляшки хрустят под подошвами безупречно начищенных ботинок. – Мы же рокеры, бунтари! Наше дело – наводить беспорядки, а не устранять!
Дымок приторным облачком тянется к потолку, он стряхивает пепел на пол, подмигивает в её сторону:
– Точняк, Солнышко?
На учёбу – строгая форма, а на репетиции – сердитая футболка и кепка, как у Гавроша.
– Тебе не идёт петь «Нирвану», – заявляет она. – Это ничего, мало у кого получается.
– Потому что мне не нравится, – огрызается Трой.
Зато нравится, как она носит майку с Кобэйном, непринуждённо, без фанатизма. А Трой не упускает случая:
– Опять у тебя этот пижон на груди, – тычет пальцем до тех пор, пока не получит по руке.
– Где твои манеры? – ворчит она. – Ты же лицо группы.
– Я не лицо, я – голос, – не соглашается вокалист, а Майк быстро разрешает спор:
– Да жопа он!
Они все употребляют бранные слова, а подзатыльники почему-то достаются только Трою.
– На Майка рука не поднимается, – сокрушается она. – Он такой маленький.
«Маленький Майк» хоть и в самом деле ростом не вышел, но всё равно выше неё и троих перепьёт. Ральф ладно, он у них джентльмен, у него даже ругань звучит так, будто он изъясняется в любви на диковинном языке. А ей будто удовольствие доставляет вставать на цыпочки, тянуться до его многострадального затылка. Ещё и угрожает:
– Трой, а Трой! Когда-нибудь тебе рот с мылом вымою.
– У нас будет запретная любовь, – разглагольствует Трой.
– С какой стати?
– Что! Твои родители с ума сойдут от ужаса!
Любовь. Такими громкими словами разбрасываются, когда они ничего не значат.
– С чего ты взял, что мои родители против? – поддразнивает Тати.
– Ну мы же рокеры. Бунтари! Жуть!
А мама умилённо складывает ручки после выступления:
– Какие у вас славные песенки. И мальчик такой миленький поёт.
Папа тоже добавляет крупицу своего веского мнения:
– У тебя сейчас возраст такой, самое время влюбляться.
– Ни в кого я не влюбляюсь, – категорично заявляет она. – И вообще, возраст – это временно.
У «миленького мальчика» целый мини-бар в багажнике новомодного авто.
– Да не пойду я с вами никуда, – отнекивается она. – Напьётесь и будете ко мне приставать.
– Ну… – повторяется Трой. – Мы же рокеры, бунтари! Мы обязаны вести себя непристойно!
Тати не любит пьяных, от одного запаха воротит. И не любит, когда мальчишки лезут.
– Я что, я ни-ни! – божится Трой. – Могу пройти ровно.
Четвёртый шаг заканчивается смачным падением прямо у её ног. Галантный весь такой: она тянет руку, чтобы помочь ему встать, а он целует её пальцы.
– Мадемуазель, прошу на танец, – вся шея в конфетти, подтяжки спадают с плеч, а майка пропахла шампанским. – Хочешь, я брошу?
– Что?
– Да что угодно! Всё на свете брошу, хочешь?
– Давай. Бросай давать обещания, которые не можешь выполнить, – парирует она. Серьёзная вся такая. И рыжая. Чёрт бы её побрал.
Вечно сидит со своими книжками; одна обложка сменяет другую, как костюмы на параде. Он не успевает запоминать названия.
Хочется взять её за ладони и сдуть эти мозоли, как пушинки с одуванчика.
– Что ты там читаешь? – не из вежливости и не для того, чтобы отвлечь её. Правда интересно, что там в этих пёстрых обложках может так долго держать её внимание. Это же просто буквы.
– Ну расскажи, про что там книжка, – повторяет он.
Она долго говорит, он долго смотрит на неё. Жмурится, а перед глазами – золотой песок.
Майк вечно бурчит, что Сэнди дружит с Троем исключительно, чтобы сунуть нос в дела группы и стащить парочку идей. И не взирая на аргументы Троя «сдалась ему наша группа», предпочитает сохранять дистанцию.
– Чем он тебе не угодил? – пытается выпытать Трой.
