До сих пор помню, как он появился впервые. В начале марта здесь стояла кошмарная погода. Лил дождь, сверкала молния. Ненавижу грозы! А тут ещë так совпало. Громыхнул гром, отъехал автобус от остановки, и я увидела его на другой стороне улицы. Он стоял неподвижно в блеклом дрожащем свете фонаря и смотрел в окно. Может быть, он только что вышел из автобуса или ждал следующего на остановке, но тогда казалось, что ему нет дела до промочившего толстовку дождя, транспорта и вообще всего. Тень от капюшона скрывала лицо, но казалось, он смотрел прямо на меня. Руки стали деревянными и не послушными, едва получилось задëрнуть штору, но это было всего лишь мелочью. С того дня он стал моей тенью.
«Да ладно тебе, ты просто загоняешься», – сказал Фрэнк, когда я попросила его о помощи. Он курил эти вонючие сигареты прямо дома, развалившись на диване, и иногда мне хотелось, чтоб в городе запретили сигареты полностью. Вонь от них – жуть! Но их не запрещали, он продолжал травить себя и окружающих.
«Мисс Гетсвил, я всë понимаю, но поймите и вы: нет никаких доказательств, что этот человек преследует вас», – устало повторял офицер Вейт.
Никто не верил моим жалобам. Я и сама не хотела верить. Мы все были беспечны в надежде на лучшее и вот к чему нас это привело. Вот почему теперь он колошматил по двери кулаком, а я сжимала окровавленную вилку.
Этот человек уверял, что влюблëн, но его любовь была странной. «Я люблю тебя, поэтому ты принадлежишь мне», – заявил он. Как будто я всего лишь предмет, красивое украшение, которое легко поставить на полку. Но это устраивало только его.
Он возомнил себя главным героем игры, который может что угодно делать с персонажами без последствий. Но я не NPC, а эта любовь – особая игра. На выживание. И я не собиралась умирать.
***
Любовь. Я, чëрт возьми, слышу о ней так часто… В бесконечных сказках, которые принято рассказывать детям, чтобы создать для них пластиковую картину мира. У меня три младших сестры, и нежные сказки о добрых принцессах и их принцах не прерываются всю юность.
«Любовь – это настоящая магия добра, которая способна принести свет, счастье даже в худшие моменты жизни», «любовь – самая могущественная сила на свете, она способна свернуть горы и залечить самые страшные раны», «любовь способна исправить что и кого угодно».
Я смеюсь, вспоминая, как сëстры лепечут об этом, когда каждая из них влюбляется в очередного придурка, такое уж у них странное хобби. О, дьявол их побери, это всë такой бред! Любовь ничего не исправляет и никого не спасает. Она похожа на вязкую чëрную жижу, которая бурлит внутри, заполняет вены дюйм за дюймом, разрывает их и растекается по всему телу. Эта дрянь быстро сохнет, прилипает к коже, как грязь. Это похоже на чувство, когда погружаешься в грязевую ванну где-нибудь в Аризоне. Снова смеюсь – еë ведь тоже считают целебной, и в этом совпадении есть что-то цепляющее…
Любовь – это не сладкий и нежный нектар, это медленный яд, который убивает день за днëм, минуту за минутой. Она отравляет мозг – один участок за другим отмирает – и превращает тебя в настоящего тупицу. Я знаю это наверняка, чувствую после каждой мимолëтной влюблëнности, каждый раз, когда приходится наблюдать за одноклассницами с желчной горечью во рту. Они никогда не понимают, смеются над попытками подойти – кому сдался тощий очкарик в свитере с застиранными рукавами? Им такое не нравится, им по душе крутые парни из спортивных команд. Каждый раз всë заканчивается этим. Всë совсем не так… Не так, как они думают.
Мозг подсовывает старую картинку: Карли, одна из моих младших сестëр, прижимает к себе толстую книгу с простеньким изображением рыжей принцессы на обложке. Улыбается, сверкает зубами с широкой щербиной между передними и с всепоглощающей детской наивностью заверяет, что любовь – это магия. Даже ногой топает, маленькая кракозябра… Сколько ей тогда было? Девять или десять, ещë будет время разочароваться, поэтому я пожимаю плечами и выдавливаю улыбку. Да, конечно…
На мой взгляд, любовь – та ещë переоценëнная херня. Нет от неë никаких «бабочек», лëгкости и всего того, о чëм обожают говорить сëстры и другие ванильные подростки. От неë только тяжелее: горечь зарождается тошнотой в желудке, ползëт вверх по пищеводу, сжимает горло и стягивает язык. Мерзкое ощущение. Но если все верят в целительные свойства, может, проблема во мне? Я делаю что-то неправильно? Может, тогда ещë есть шанс исправиться?
Мысль о том, что не они ошибаются, а я неправильный царапает изнутри, будто приходится проглотить манула целиком. Отстой. Но та девушка… Мы живëм в одном доме в Нью-Йорке уже несколько месяцев, и она не выходит из головы с самой первой встречи. Тогда она обронила своë студенческое удостоверение и так улыбнулась, что внутри всë замерло. Может, и правда дело во мне? Я больной и ненормальный, а она сможет меня вылечить, когда полюбит? Но от понимания, что я тоже могу быть инфицирован, как грëбаный зомби, стискиваю зубы и швыряю когда-то модный костюм в коробку «мусор».
Я оглядываюсь. Хочется чихнуть, но успеваю зажать нос между средним и указательным пальцами. Старый тëмный чердак чертовски пыльный, всë здесь кажется серым: от пола до древних ученических дневников сестëр. Карли в этом году поступает в колледж, Элизабет – ей чуть за тридцать – сколотила небольшой торговый бизнес и сейчас вовсю готовится к свадьбе, Лиана идëт в старшую школу. А эти старые выцветшие бумажки до сих пор хранят их детство. Так странно.
