Дважды кажется окажется. Книга 2

Посвящение

Моей маме, а также

Саше и Ксюше, которые ничего не боятся

Рисунки Юлии Биленко

© Е. Н. Рыкова, 2021

© Ю. С. Биленко, 2021

© ООО «Издательство «Абрикос», 2022

Марта постояла перед дверью. Вдавила звонок. На лестничной площадке пахло мусоропроводом.

– Кто?

– Баб Мен, это я, – сказала в замочную скважину.

Бабушка всполошилась, сняла цепочку, крутила замки. Прижала к груди. Марта знала, что так будет: испугается, обрадуется, обнимет, задаст тысячу вопросов, не слушая ответов.

В прихожей рядком стояла обувь. Из пещеры большой комнаты бубнил телевизор. Марта вдруг поняла, что стала новой. А бабушка и квартира остались старыми. Надо к ним привыкать. Это будет болезненно – как натягивать сапоги, которые малы на пару размеров.

– Ты уезжаешь куда-то? – В углу лежала собранная сумка.

– Куда-то? За тобой, а не куда-то! Сегодняшним поездом! В Крыму землетрясение, диктор вон с утра, – кивок на телевизор, – без конца говорит, кадры страшные показывают, а я до лагеря дозвониться не могу, до Катеньки – не могу, Полиночке звонить бесполезно… Что мне было делать? – Бабушка подняла фартук к лицу.

Катенькой она звала маму Мартиных подруг – Тинки и Лизки Мишаевых. А Полиночкой – Полину Олеговну, Сонину маму. Этим июнем девочки все вместе уехали в спортивный лагерь «Агарес» под Гурзуфом, даже не представляя, какие приключения ждут их на берегу Чёрного моря.

– Вещи твои где? – спросила бабушка сквозь фартук.

– Какие вещи? Под завалами остались. Наш корпус рухнул! – Марта не знала, зачем это сказала: она не была в «Агаресе» после землетрясения и не видела, что случилось с лагерем. И сразу же пожалела, что присочинила: бабушка побледнела, поток её вопросов усилился.

Кто-нибудь погиб? Кто и как пострадал? Как ты добралась? Ты в порядке? Ссадин-то сколько, царапин! Нам нужно к врачу! Проверить на сотрясение! Остальные вернулись? Соня? А как же Соня? В больнице?! Но слава богу – нашлась!!! Где Тина и Лиза? Ты голодная? Спать хочешь? Чего хочешь? Тебе отдохнуть надо! И так до бесконечности.

Марта мыла руки: всё как всегда, под зеркалом – стеклянная полочка, на ней – стакан с зубными щётками, бабушкин крем для рук, Мартина мазь от аллергии. На ванне – перекидная скамеечка из деревянных реек. Шторка с пузатым олимпийским мишкой, мочалки на крючке, полосатое полотенце. Она опустилась на край ванны, уставилась в стену. Долго сидела так, не думая ни о чём. Только обрывки фраз, звон подстаканников из поезда, что-то далёкое, тонкое, как свист.

Из одежды уцелели лишь вещи, что были на ней. Пропали любимые лосины, жёлтый свитер, ракетка для настольного тенниса. Много чего. Пижама. Заколки. Две пары джинсов.

Когда Марта вышла, бабушка готовила.

– Болтанку будешь? – крикнула. Болтанкой она яичницу называла, с ветчиной и помидорами. Такую, которую перемешивать надо.

Кухня была маленькая: столик под окном, слева – раковина с плитой, справа – облезлый гарнитур бирюзового цвета. Мартина табуретка всегда стояла между шкафом и столом. Этот тесный уютный угол был её местом с самого детства.

– Баб Мен, – Марта села, – нам нужно поговорить.

Вообще, бабушку звали Ольга Владимировна. Маленькой Марта кричала ей после ванны, или после прогулки, или со сна:

– Баба, мена! – «я» в конце у неё не выходило, звучало жёстким «а», получалось с акцентом.

Это было требование вытереть полотенцем, раздеть с улицы, обнять. Бабушка ворчала, передразнивая:

– «Баба – мена»! Ишь какая деловая! – но беспрекословно выполняла.

Так и пошло. Бабушка была у Марты баб Меной. Окружала заботой, ставила банки, заговаривала ссадины. От головной боли носила браслет из белых камушков на запястье. Готовила – пальцы свои съешь. Бусики всякие любила и серёжки, с моря привозила плоскую гальку и хранила в шкатулках.

Баб Мена. Нежное прозвище. Сейчас оно упало между ними, как роза или золотая монета. А может – и как отвратительная жаба[1].

Марта глянула на чёрно-белую фотографию в буфете. Выцветшая, с грубым сгибом наискосок. Родители. На маме ситцевое платье, папа в футболке, Марта всегда представляла, что в оранжевой. У обоих длинные худые руки, чёлки, и они обнимают друг друга, переплетясь этими руками, как два кузнечика. А сзади какое-то поле.

Марта видела их летом: лежащими без движения в дорожной пыли. Причёски другие, и лица там были как маски. Без улыбок, без притяжения, как на фото. Но вот он, папин «крест» из носогубной складки и ямочки на подбородке; мамин нос, ключицы.