Крупный, в пол-лица нос, изломанные в печали брови и темные, невероятной глубины глаза, на дне которых затаилась грусть, – армянский Чаплин. Истинно народный артист. Наш зритель называет его по-родственному, ласково и фамильярно – Фрунзик.
Как и его знаменитый соотечественник Леонид Енгибаров, он был комиком «с осенью в сердце». В комическом, если заглянуть поглубже, таится драма нестыковки персонажа с жизненными реалиями, его отторжение. Нота светлой грусти по несовершенству мира и тоски по его гармонии ненавязчиво, но вполне отчетливо звучит во всех комедийных ролях Фрунзика Мкртчяна.
Он в буквальном смысле взрывал залы смехом, покоряя зрителя не гэгами, не эксцентрикой, не трюками, а точностью своих беспроигрышных интонаций, безошибочно найденных эмоций, пластикой движений, чуждой театральной позы игрой, безмолвным языком бездонных глаз.
Комическое шло у него из души. А там был бесценный набор – грусть, юмор, задумчивость, тоска, любовь, надежда, ранимость, сострадание… У Фрунзика смешно, ибо человечно. «Слаб человек и трогателен, ибо незащищен» и, по большому счету, беспомощен перед лицом стихии, судьбы, рока. В этом смысле наш любимый актер оставался верным учеником своего кумира – человека в котелке и с тросточкой. Того, кто был для него «как Бах в музыке».
Фрунзик играл, как дышал, – легко, просто, непринужденно. Создавалась иллюзия, что всё у него происходило спонтанно, как-то само по себе… Будто вхождение в любой сценический или экранный образ ему не стоило никаких особенных усилий.
На самом деле народный любимец был взыскательным и требовательным к себе, постоянно рефлексирующим трудоголиком. Он подолгу раздумывал над каждой новой работой. Роль у него рождалась в муках, через преодоление. Фрунзик спорил – со сценарием, с текстом, с режиссером. Беспощадно и долго спорил с самим собой. Юношеский романтизм и непосредственность совмещались в нем с жесткой самооценкой и высоким уровнем самоиронии. Он постоянно посмеивался над собой.
Во Фрунзике жило непроизвольное, глубинное желание вслух размышлять над непостижимостью и причудами своей непростой профессии, делиться со зрителями сокровенным процессом рождения роли. Он рассказывал им короткие сюжеты – подлинные и вымышленные, в которых хотел изложить всё то личностное, значительное и важное для него, подсмотренное у жизни, чего не успевал выразить в своей артистической работе. Часть этих рассказов и диалогов со зрителем спустя десятилетие попала на Армянское общественное радио и дошла до нас в аудиозаписи прямой речи Фрунзика, другая – в пересказах его друзей и коллег. Впервые опубликованные в этой книге, они открывают для широкого читателя неизвестные стороны человеческой и творческой уникальности актера.
Масштаб личности Фрунзика, его неординарность раскрываются и в рассказах его коллег по театру и кино – известных режиссеров и актеров: Гии Данелии, Ролана Быкова, Эльдара Рязанова, Аллы Суриковой, Леонида Гайдая, Вахтанга Кикабидзе, Соса Саркисяна, Генриха Маляна, армянских деятелей культуры, друзей юности.
Фантазер, выдумщик, обаятельный и интересный рассказчик, Фрунзик также хорошо рисовал. Читателю этой книги дается возможность впервые оценить остроту его восприятия, его наблюдательность – в портретах, дружеских шаржах на друзей, на собственную персону, в шутливых зарисовках и автографах… И это новые, неожиданные и важные штрихи к его образу.
За пределами родной Армении Фрунзика больше знают как комедийного актера, создавшего роли-шедевры в фильмах «Мимино» «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика», «Суета сует», «Адам и Хева». На самом деле огромное дарование Мкртчяна проявлялось гораздо шире, многообразнее.
Фрунзик владел искусством переключать регистры настроений с комедийных до трагических, высекать искру из этих противоположно заряженных полюсов. Классика армянского кино и театра 1970–1980 годов во многом построена на этой особенности его дарования. В кино она нашла отражение и в получившем международное признание фильме «Треугольник», драме «Мы и наши горы», монофильме «Солдат и слон», и в созданных совместно с братом, режиссером Альбертом Мкртчяном, исповедальных картинах «Песнь прошедших дней» и «Танго нашего детства».
Трагичная ли была жизнь у Фрунзика? А у какого большого художника жизнь не трагична?! Воможно, это расплата за талант, которым их награждает Господь. Фрунзика он одарил сполна и сполна же с него потребовал. В книге рассказана подлинная, непридуманная история личной жизни актера, его обреченности на одиночество.
Наследие, оставленное этим замечательным актером и человеком, является частью того немногого, но бесценного, что осталось от общей культуры некогда огромной многонациональной страны.
