Стоя у Сайгона, я гляжу на небо.
Светит месяц ясный, времечко не ждёт.
Может быть с тобой, а может быть с другой,
Юность всё равно моя пройдёт.
Федор Чистяков. Группа Ноль. Школа жизни.
Когда Максим первый раз приехал в Конаково, он не знал ни про столовую, ни про славный город Кашин, где делают не менее славную водку, да и в Москве он жил всего четыре месяца, что бы всерьёз к ней привязаться. Их, студентов первого курса медицинского института, отправили на недельные сборы с кафедрой физкультуры. Поселили с комфортом, по три человека в номере.
Обедать повели в столовую. Максим уже собирался присесть за стол, когда услышал сзади громкий голос:
– Эй, молодой! Хлеба дедушке принеси.
Так он познакомился с Тимофеем.
Неформально, студенты на сборах разделились на две группы. В первой, куда вошёл Максим, были семнадцатилетние подростки, только после школы, молоденькие и совсем зелёные. Вторая группа состояла из ребят, отслуживших срочную службу в армии. За их спинами была жизнь. Кто-то повоевал в Афганистане, другие ликвидировали последствия аварии на чернобыльской АЭС. Многие из них закончили медучилище, успели поработать в больнице.
Тимофей был типичным представителем второй группы. Нарочито грубоватый, даже хамоватый, он цеплялся к словам, легко мог ударить. Когда впоследствии между ними завязалась крепкая дружба, Максим с удивлением обнаружил, что всё это просто маска. Маска, скрывающая жуткий страх спасовать перед сопливыми школьниками, отстать от них в учебе, профессии. Эти комплексы толкали Тимофея вперёд, сквозь лучших студентов института, дальше, к блестящим ответам, красному диплому. Именно за его маниакальную целеустремлённость, пренебрежение к окружающим его людям, которых он хватал за шиворот и тащил с собой, или отталкивал, если мешали, его друзья дали ему кличку Ахав>1, имея в виду скорее одержимого капитана, чем израильского царя из династии Омрид.
Вечером ребята решили выпить. Сосед Максима сбегал за бутылкой самогона. Люди в Конаково всегда отличались врождённой интеллигентностью, поэтому прозрачный самогон называли водкой, а закрашенный сладким чаем – коньяком. Пили коньяк. Насыщенно золотистый глубокий цвет напитка, резко диссонировал с его вкусом. Но дело своё сделал. Первый сосед заснул на унитазе, а со вторым – Алексеем – Максим начал петь дурным голосом русский рок.
На словах «Эх, рок-говнорок, фендер-стратакастер, я и песни петь могу, и…>2», дверь в комнату открылась, и появились два преподавателя.
Особого ажиотажа их приход не вызвал. Безымянный сосед продолжал отдыхать на очке, бутылку давно выкинули в окно, грязные стаканы стояли в тумбочке, а что спиртом пахло, так и от преподов тоже пахло.
– Чего орёте, придурки? – работа на кафедре физкультуры тренером по самбо нередко добавляет наглости её обладателю.
– Песню решили спеть патриотическую, – выпив, Максим обычно становился борзым, и любил подразнить старших.
– Не поздно для песен? Может пора уже на горшок и спать?
Горшок был занят, по-видимому, до утра, поэтому спать пока никто не собирался. Были планы подняться на третий этаж, познакомиться с девушками, но их отложили на вторую половину ночи.
– Мы кому-то мешаем? Культурно отдыхаем, песни поём.
– Мешаете! В соседнем номере, ребята пульку решили расписать, а вы своими воплями не даете им нормально сосредоточиться! – надвинулся на Максима первый физкультурник.
– Если в коридоре до подъёма увижу – из института вылетишь в два счёта, – наехал второй самбист.
Поход к девушкам стремительно коллапсировал>3, институт хотелось окончить больше секса.
– А тебе, Паваротти, ещё завтра наряд на кухню.
Максим оглянулся на Лёху, ища поддержки против беспредела, но он уже спал раздетый под одеялом.
***
Похмелялись трёхкилометровой пробежкой. Кафедра физкультуры бежала сзади, и пинками подгоняла отстающих. Тимофей и другие преферансисты засиделись за картами до глубокой ночи, будить их до обеда запретили, а дежурному по кухне было поручено сберечь для них завтрак.
На кухне Максима взяла под свою опеку симпатичная улыбчивая повариха Варвара. Напоила его свежим чаем с лимоном, покормила пирогами. По сути, ещё ребёнок, несмотря на всю свою самоуверенность, он так и не понял влажных взглядов зрелой женщины. Перед его глазами стоял хрупкий силуэт девушки с прозрачной кожей, которую он сегодня утром увидел на зарядке. А ведь мог стать мужчиной на пару лет раньше.
