© Андрей Шталь, 2016
ISBN 978-5-4483-3064-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Компрачикосы – люди, похищавшие или покупавшие детей и уродовавшие их для продажи в качестве шутов, акробатов.
Соблюдая законы моды,
Дикой публике на потребу
Шоу-бизнес плодил уродов.
Дайте зрелищ! Не надо хлеба!
Наступает большой звездец вам,
Куй бабло, получай легко сан!
Вырывает детей из детства
Племя страшных компрачикосов.
Плоть горячая и нагая,
Будь покорна порыву злому!
Ты трещишь под ножом цыгана —
Так рождается новый клоун.
Выпускают его из плена,
И застыла толпа на вдохе.
Я приветствую гуимплена
В человеке своей эпохи.
Ты, ведущий со мною дебаты,
Ты, умеющий брызгать пеной,
Ты, беззубый, хромой, горбатый,
Что ты знаешь о гуимпленах?!
Посмотри, их теперь так много
В каждой трещине, в каждой щели,
Что убожество стало нормой,
Норма кажется извращением!
Я и сам наяву, во сне ли
Вижу плоть под рукой цыганской.
В этом мире я тоже нелюдь:
Либо жертва я, либо гангстер.
Племя страшных компрачикосов
Как и прежде живет бесстыже,
Продолжает считать бабосы,
Похищая других детишек.
Потому что судьба груба, как
Старый нож. И не надо фыркать!
Грустный шут и его собака
Каждый день на арене цирка.
В Китае существовало искусство «отливки живого человека». Маленького ребенка на несколько лет сажали в вазу. Со временем его тело принимало форму сосуда. Выращивание длилось несколько лет. Жертва оказывалась изуродованной непоправимо.
Не рассказывай, Азия,
Мне легенд о Творце!
Мальчик, выросший в вазе я,
Как цыпленок в яйце.
Мне в моем заточении
Был сосуд словно мать.
Ах, какое мучение —
Без движенья лежать!
Ах, какое страдание —
Повороты хребта!
Я иное создание —
Я – сама красота!
Извивается, корчится
Непокорный скелет.
Я пророк и пророчество,
Я искусство и свет!
Вам, не знавшим печали нот,
Не расскажет пиит,
Как ночами в отчаянно
Сердце вазы стучит.
А вокруг – безобразие
И пустая возня.
Не рассказывай, Азия,
Сказок нового дня!
Получив же свободу я
Прохожу по земле
Словно врач меж уродами…
Уведите калек!
Чтобы форму не сглазила
Злобных тварей орда
Возвратиться бы в вазу мне,
И застыть навсегда!
«Если черти в душе гнездились»
Хочешь душу мою пробури поперек,
Или даже обшарь ее всю от и до?
Непременно найдется во мне уголок,
В нем лукавые бесы скрутили гнездо.
В эту глушь не тропинка ведет, а хай-вэй,
Раскатали анчутки свою колею.
Ах, ты, нечисть моя, вражье племя чертей!
Мы живем в самой страшной из всех Кали-юг!
Я вас, гадов, кормлю, приручая, с руки,
Отдаю вам тепло и врачую крыла!
Мне взамен ничего, кроме смертной тоски,
Бесконечного горя и черного зла!
Обо мне говорили: «Сам черт ему брат!»
«Он в своем ли, – порой возмущались – уме?
Для чертей своего не жалеет добра!»
Но и ангелов я приручал, как умел!
По житейскому морю несется ладья,
И пока не распутан сомнений клубок,
В вечном споре я снова – третейский судья,
А рукой моей водят, то Дьявол, то Бог.
Под ногами песок да гравий,
Вечереет. Взошла луна.
За причалом – ворота рая,
И до самых небес стена.
У заставы последней рядом,
Скоро будут ночлег и кров,
Только, что это за отряды
Мирно греются у костров?
Восседает братва по кругу
Как охотники у огня.
Понял я, что они друг друга
Знают так же, как и меня.
Говорят мне: «Присядь да выпей,
И пока ты в своем уме,
Поглазей на военный вымпел
С голой бабою в бахроме.
Закури, расчехли гитару,
Пусть ударит душа в набат!
Если хочешь, подгоним шмару,
Падкий, помнится, ты на баб.
Мы не в храме, и не в мечети,
Не молитвы читай – стихи!
Зря ты думаешь, что мы черти,
Мы твои, как один, грехи».
Мне хотелось поверить в чудо,
Мысль при этом была проста,
Что грехи мне отпустит Будда,
Если вдруг не дождусь Христа.
Я спросил: «Что мне делать с Вами?
Здесь, у рая, привал нелеп!»
Мне ответили «Кашу сварим,
А потом разломаем хлеб».
Я запел, что настала жопа,
Тек по струнам холодный пот.
Я смотрел на ворота в оба,
Где ты бродишь, апостол Петр?
Никогда мне не видеть рая!
Отпустите меня домой!
Ах, ты ж, мама моя родная,
И японский городовой!
То ли сказка, то ли байка,
Я ходил под стол пешком,
А навстречу шла Бабайка
Колченогая с мешком.
У нее с собой не злато,
Не запасы серебра,
Есть мешок, а под заплатой
Дремлет черная дыра.
Там тяжелое наследство,
Там забытые мечты,
Там утраченное детство,
И сожженные мосты.
Бесконечные тревоги
За плечами у карги,
Смерть, болезни, некрологи,
Займы, векселя, долги.
Так при каждой встрече новой
Я, пока хватало сил,
Весь запас мешка большого
В жизнь свою перетащил.
А затем в своей Вселенной,
Успокаивая страх,
Молча шел дорогой бренной
Мимо виселиц и плах.
Колченогая Бабайка
Обернулась палачом.
Жизнь закручивала гайки
Била иногда ключом.
Помню ржавый вкус металла
Вместо сдобных пирожков.
Мне от детства не осталось,
Ни считалок, ни стишков.
Даже если б я похерил
Долгий путь с чужим мешком,
Принял бы иную веру
Наплодил других божков,
Словно старая газета
Возвратилось бы опять
То, чего как будто нету,
Но чего не избежать.
Сколько лет живу во мраке,
Мир бездушный не согреть.
Кто-то Таню ставит раком,
Где-то в речке тонет Грек.
Там, где у речки трава растет,
Где камыши шуршат,
Дикий по берегу бродит кот,
Словно моя душа.
Кто-то его прогоняет – «Брысь»,
