Психолог – это не профессия. Это диагноз. Это как третий глаз, который невозможно закрыть. Даже в субботу, даже в этом кафе с запахом свежей выпечки и кофе, где я всего лишь хотела спрятаться от мира за чашкой зеленого чая и новым романом Дашкевича.
Профессиональная деформация? Возможно. Но я давно перестала с ней бороться. Микровыражения лиц, полутона голосов, едва уловимые жесты – всё это складывается для меня в карту человеческой души, пока другие видят лишь незнакомца за соседним столиком.
Тот апрельский день выдался удивительно солнечным после недели промозглых дождей. Я устроилась у окна, в своем любимом уголке кафе «Бусинка». За окном – старый парк, где деревья только-только примеряли первую робкую зелень, а тропинки подсыхали после затяжной распутицы. Официантка Нина, знавшая меня как постоянную клиентку, молча поставила передо мной чашку чая и пирожное «как обычно».
Я успела прочитать всего пару страниц, когда колокольчик над дверью тренькнул так резко, что я вздрогнула. В кафе буквально влетели две женщины – одна впереди, другая догоняя. Напряжение между ними висело в воздухе тяжелым облаком.
– Подожди, Оля, ну куда ты несешься? – послышался низкий, с легкой хрипотцой голос.
Эта фраза заставила меня поднять глаза от книги. Первое, что я заметила – рыжие волосы, рассыпанные по коже «косухи» женщины постарше. Нет, не просто рыжие – огненные. Непокорная копна медных локонов обрамляла лицо женщины, которая, держа в руках мотоциклетный шлем, пыталась догнать свою спутницу. На контрасте с ней вторая женщина выглядела почти карикатурно безупречной – идеальный костюм-двойка жемчужно-серого цвета, волосы, собранные в такой тугой пучок, что казалось, он вот-вот перетянет лицо назад, и французский маникюр, сдержанно поблескивающий в лучах солнца.
Они устроились за столиком почти напротив меня. Идеальная дама поджала губы, демонстративно глядя в меню, пока рыжеволосая небрежно бросила шлем на свободный стул и стянула кожаную куртку. Под ней оказалась тонкая блузка синего цвета, подчеркивающая стройную фигуру и удивительно сочетающаяся с глазами – ярко-голубыми, как весеннее небо.
Я опять погрузилась в чтение, но спустя пару минут осознала, что невольно прислушиваюсь к экспрессивному диалогу за соседним столиком.
– Тётя Ира, тебе сорок восемь лет, а ты совсем стыд потеряла! – прошипела молодая женщина так громко, что услышали, наверное, все посетители кафе.
Я невольно съежилась от неловкости, но рыжеволосая даже бровью не повела. Она лишь слегка склонила голову набок – жест, который я всегда интерпретировала как признак любопытства, а не стыда.
– Да, мне сорок восемь лет, Оля, – спокойно подтвердила она, постукивая длинными пальцами по столу. – Хорошо, что ты помнишь. Это значит, что я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решать, как мне одеваться, на чем ездить и с кем встречаться.
Племянница даже слегка побелела от такой отповеди.
– Ты хоть понимаешь, как это выглядит? – продолжила она, нервно оглядываясь по сторонам, будто боялась, что кто-то подслушивает. – Ты в подростковых шмотках, молодой парень, мотоцикл этот… Все наши знакомые говорят…
– А меня не интересует, что говорят «все наши знакомые», – перебила тётя, и в её голосе впервые прозвучали металлические нотки. – Мы собрались обсудить твою свадьбу, если не ошибаюсь? Я обещала помочь с организацией, и я помогу. Но не позволю превратить это обсуждение в суд над моей личной жизнью.
– Вот именно, мою свадьбу! – Ольга всплеснула руками так резко, что чуть не задела проходящую мимо официантку. – Ты что, собираешься явиться в таком виде? В этих своих… куртке и драных джинсах? А этот твой… этот… он тоже придёт?
Рыжеволосая медленно выдохнула, прикрыв глаза, и я поняла, что она мысленно считает до десяти.
– Во-первых, это называется «косуха», – произнесла она с ледяным спокойствием. – Во-вторых, нет, на твою свадьбу я надену платье. Уже купила специально – темно-синее, длина миди, всё прилично. В-третьих, «этот мой» имеет имя – его зовут Максим. И да, мы придём вместе. Если ты нас приглашаешь, конечно.
Дальше их разговор превратился в затяжную перепалку, которую они вели приглушенными голосами, но с выражениями лиц, достойными итальянской оперы. Я изо всех сил делала вид, что увлечена книгой, но на самом деле не могла оторваться от этой семейной драмы. Из обрывков фраз я поняла, что племянница Ольга готовится к свадьбе с сыном какого-то именитого врача, и что появление тёти с молодым бойфрендом на этом мероприятии – «всё равно что привести слона на выставку фарфора».
Через пятнадцать минут этого словесного пинг-понга Ольга резко поднялась, схватила свою дизайнерскую сумку и, процедив что-то вроде «Ты невозможна, тётя Ира», направилась к выходу. Её латте с ванильным сиропом остался недопитым – маленькая месть судьбе за несговорчивую родственницу.
Рыжеволосая женщина проводила её взглядом, в котором смешались усталость и что-то похожее на печаль. Она глубоко вздохнула, отпила свой американо и вдруг – к моему ужасу – подняла глаза прямо на меня. Наши взгляды встретились, и я, как нашкодивший подросток, почувствовала, что краснею.
