Луи вошёл в бар в конце бесконечно тянущегося бульвара, застроенного старыми домами, выцветшими вывесками и редкими фонарями, издававшими слабый жёлтый свет. На улице заметно усиливался вечерний ветер, который, казалось, шуршал опавшими листьями так, словно те были бумажными фантиками от давно забытых праздников. Дверь бара поддалась с лёгким скрипом, пропуская Луи внутрь: в тёплый полумрак, пропитанный запахами пролитого вина, старой древесины и дешёвых сигар. Он ощутил на языке привкус душного воздуха – смесь пыли, нотки табака и каких-то сладковатых духов, которые, видимо, оставались здесь воспоминанием о прошлых посетителях.
Этот бар, именуемый на вывеске просто «Le Vieux Siècle1», возможно, когда-то был оживлённым местом, где художники и поэты спорили о вечном, где молодёжь, полная сил, собиралась, чтобы отметить свои маленькие победы, и где старики приходили, дабы поговорить о том, как мир меняется не в лучшую или худшую сторону, а просто неотвратимо движется куда-то вдаль. Сейчас же внутри было почти пусто: лишь несколько полутёмных столиков под жёлтыми лампами, стойка, на которой тусклым бликом отражались бокалы, да бармен, который лениво отёр губку о деревянную поверхность.
Луи несколько секунд стоял на пороге, прислушиваясь к собственным шагам. Казалось, что каждый его шаг отдаётся не только эхом, но и тихим скрипом половиц, словно бар приветствовал его с небольшой опаской: «Кто ты такой и зачем сюда пришёл?» Он снял с шеи тёплый шарф, огляделся и вдруг увидел знакомую фигуру. Антуан сидел за угловым столиком, почти спрятавшись в полутьме. Фигуру освещал одинокий жёлтый светильник на стене рядом: свет падал на его плечо, отчего оно слегка поблёскивало в полумраке. Это был друг, с которым Луи не виделся, казалось, целую вечность. Когда-то они проводили массу времени вместе – философствовали, спорили о книгах, спорили о природе мироздания и даже чуть не ссорились на почве, казалось бы, абсурдных жизненных мелочей. Но годы разлучили их, и Луи не мог сейчас сходу даже вспомнить, когда в последний раз они виделись вживую. Может, год назад, а может, десятилетие?
– Антуан! – воскликнул Луи, хотя голос его выдал лёгкое волнение. Ведь порой самое сложное – это вернуться к людям из своего прошлого, особенно когда не уверен, что они всё ещё такие же, какими были раньше.
Антуан медленно поднял голову, и в его тёмных глазах отразилось любопытство, смешанное с лёгким удивлением. Он выглядел немного уставшим, но всё таким же, каким Луи его помнил: аккуратная борода, удлинённые волосы, тонкая улыбка, в которой угадывалась прежняя ироничность. На нём был старомодный пиджак, немного потрёпанный по краям, и белая рубашка, ворот которой отгибался не совсем ровно, как бывает у людей, привыкших не слишком обращать внимание на строгие детали.
– Луи? – проговорил Антуан и откинулся на спинку стула, словно не веря глазам. – Старина, когда же мы виделись в последний раз? Подсядь, если хочешь.
Луи не заставил себя долго просить: словно притягиваемый магическим импульсом, он подошёл, опустился на скрипучий стул и понял, что внутри у него странно тепло. Это было чувство одновременно ностальгии и чего-то ещё не до конца понятного, словно тяжёлое предчувствие, что они оба находятся на пороге какого-то важного открытия. Но пока всё казалось удивительно нормальным: старый друг, старый бар, вечер и лёгкое вино, ведь на столике перед Антуаном стоял бокал с красной жидкостью, успевшей несколько нагреться от комнатной температуры.
– Я думал, мы больше не увидимся, – честно признался Луи, глядя на знакомые черты лица напротив – Ну, жизнь оказывается куда непредсказуемее, чем любая философия, – усмехнулся Антуан и, чуть пригубив вина, продолжил: – Хотя мы когда-то думали, что если постараться, то сможем рационально объяснить все странности бытия. Помнишь те наши разговоры? Ты был заядлым поклонником Платона, а я всё упрямился, разводя руками и говоря, что у Аристотеля более ясный подход к жизни…
Луи улыбнулся, вспомнив, как в студенческие времена они часами сидели за столами в маленьких бистро, споря о природе идей, об истинном бытии и о том, существует ли, в конце концов, какая-то абсолютная истина. Впрочем, с годами пыл тех споров угас, а может, наоборот, перешёл во что-то более глубокое, ведь теперь они обсуждали, скорее, вопросы жизни и смерти, начала и конца, смысла и его отсутствия.
– Кстати, о философии, – задумчиво начал Луи, обводя взглядом зал. Бар казался ему чуть больше, чем раньше, хотя, возможно, это из-за пустоты: кроме них и бармена, прятавшегося за стойкой, других посетителей в зале не наблюдалось. – Скажи, ты не находишь странным, как быстро меняются взгляды людей на такие фундаментальные вопросы? Стоит лишь смениться паре поколений, как новые концепции вытесняют старые, а потом эти новые концепции объявляют устаревшими…
