Неизвестно, кто с кем играл. Холодный ветер с морем или мое воображение с мозгом. На воде было движение, а в мыслях кислота. И там, и там была жизнь. Пассивно-агрессивная жизнь.
Я всматривалась в горизонт, который был неровным из-за волнующихся качелей из соленой жидкости. Птицы слишком нервничали и разрезали крыльями закатное красное яблоко. Казалось, что оно вот-вот развалится на кусочки и мир погрузится во тьму. И что тогда? Если исключить постапокалиптические теории, что будет с нами на самом деле?
Абсолютная чепуха лезла в мою голову, пока волны дрались за право подняться как можно ближе к Богу. Волосы пытались сбежать за порывом ветра, соединившись с его судьбой и заставив меня очень быстро постареть. Миллионы километров они пролетят вместе как поток раздробленных частиц. Превратятся в муссон и успокоятся где-то на экваторе. Я же продолжу стоять здесь и молчаливо вспоминать каждый кадр фильма под названием «Искалечить Аманду». С надеждой поселю двадцать пятый кадр, где я маленькая улыбаюсь новорожденным котятам. Так будет легче принять киноленту в мой архив памяти.
Изменить монтаж не получится. Его тяжелые руки собрали именно такую последовательность фрагментов сцены, в которой я как главная героиня бьюсь в самой натуральной истерике под звуки красивой тишины. Да, именно красивой. Ведь в моем мире все имеет невероятную эстетику, даже этот отвратительный фильм.
Режиссер исполнял вторую главную роль. Чугунное тело просто раздавило меня, а мои кривые барахтанья бесполезно разгоняли инстинкт самосохранения. Я не подчинялась себе в этой сцене. Он – хозяин положения.
Удар по лицу. Второй. Звуки раздираемой ткани и брызги мерзкого пота на моем лице. В помещении было слишком темно, глаза предательски не желали привыкать к ситуации без света. Периодически хрустели суставы, не готовые к разным скручиваниям на холоде. Сцена длилась чуть больше тринадцати минут.
Смирившись с неизбежным, я начала отсчитывать секунды. Все прекратилось вместе с его тяжелым выдохом. Он быстро встал и ушел. Меня сокрушили рыдания. Брюшные сокращения отдавались в низ таза, поэтому слезы удваивали свой поток из-за неописуемой боли. Я еще чувствовала вес его сигаретного запаха и животного прикосновения на себе. Луна к тому моменту стала передавать отраженные лучи в маленькое окно справа. Вокруг были лодки, ведра, веревки и ощущение мерзости. Я вышла из странного помещения и оказалась на берегу моря, так же как и сейчас, волнительно бушующего само с собой. Только тогда была ночь, а не закат.
Кто он, мне неизвестно. За четыре часа до фильма я гуляла по своему маленькому городу, вдыхала ароматы апельсинов, пила черную колу, мечтала о скором поступлении в медицинский вуз. Вечер я встретила голыми ногами в наползающих ледяных, несмотря на лето, волнах и небольшом головокружении от морского восторга. Так я провела бесчисленные минуты, пока чужие руки не дернули меня за волосы и не поволокли по песку в маленький сарай для лодок.
Почему я называю это фильмом? Да этот ублюдок все снимал на камеру. Над его головой светился маленький красный огонек, пока мое тело горело ужасом. Странное чувство подсказывало мне, что он не раз пересматривал свой фильм. Возможно, была даже целая коллекция, где снимались и другие девушки, но мой фильм стал особенным. Я просто это знаю.
Никто не был посвящен в существование этого кино. Ни полиция, ни близкие. В восемнадцать лет я ушла от опекающей тети и переехала ближе к северному морю. Пару лет работала билетершей в музее подводных лодок, официанткой, певицей в баре и помощником библиотекаря. Грезила о работе нейрохирургом и копила на учебу в крупном городе. Но тогда на берегу моего любимого моря все изменилось, и в ДНК надломились спиральные звенья.
Я пришла домой под утро и собрала все вещи. Отложенные деньги перевела со сберегательного счета на карту и отправилась в Даутфолс – странный городок для всех сбежавших от своего прошлого. Там быстро устроилась в реабилитационный центр по борьбе с алкогольной зависимостью администратором и погрузилась в чужие рассказы о срывах и слабостях. Так я училась медленно принимать свой фильм.
Как эти люди справлялись с тягой, неописуемо. Однажды один из докторов проделал своеобразный эксперимент, свидетелем которого я оказалась случайно. Он попросил меня отвлечься от работы и помочь ему на групповой встрече – просто подержать в руках бутылку водки. Просьба странная, но я согласилась:
– Без проблем, уж с этим заданием я справлюсь.
Меня поставили в центре круга из стульев, на которых сидели люди разного возраста и цвета кожи. С бутылкой нужно было просто молча стоять.
– Оливия, не хочешь попробовать? Нужно сделать только то, о чем мы говорили, – обратился доктор к бледной темноволосой женщине в розовом свитере, полностью скрывавшем ее руки.
Женщина робко кивнула, встала со стула и подошла ко мне, глядя в глаза. Зеленые радужки с коричневыми вкраплениями хватались за мои черные в надежде удержаться от первых импульсов соблазна. Ничего не вышло. Ее взгляд свалился с грохотом на жидкость, застывшую в прозрачной бутылке в моих руках. Зомбированная женщина уже нырнула в своих мыслях в алкогольный кайф. Из-под розового рукава медленно появились пальцы, потянувшиеся ко мне. Я не знала, что делать.
