Софья заворожённо любовалась закатом.
Горбатые петербургские крыши отражали заходящее солнце. Малиновые облака пронзительной полосой заката вспороли безучастную небесную синь. Резко, ярко, бескомпромиссно. Полоса сияла свежим шрамом. Стирающимся, зарастающим клубящимися тучами.
Колкий морозный воздух пощипывал лицо. Спускался вниз по шее, пробравшись под разноцветный шарф, закрученный в три этажа. Крался лёгкой дрожью по спине. Ноющие от холода руки не слушались, не желая согреваться ни за пазухой, ни в кожаных перчатках. Но ей не хотелось уходить с этой обледенелой крыши. Софье нравилось смотреть, как солнце прячется за горизонт, как купола «Спаса на Крови» словно наливаются небесной кровью и, позже, меркнут в сине-фиолетовой зимней темноте.
Начало знобить.
«Всё. Нужно собираться».
– Спасибо, что привёл меня сюда, – Соня обратилась к Вадиму, чтобы попрощаться, – но мне пора.
Он курил поодаль, стоя на самом верху присыпанного снегом металлического горба крыши. Его гладко выбритый затылок самодовольно лоснился под тусклым светом далёких огней продрогшего от зимы города.
– Как хочешь, – он обернулся. Его серые глаза смотрели куда-то в пустоту. Словно его не пленили закат и этот переливающийся в темноте вечерний город.
Софья взяла в руки футляр со скрипкой, прислонённый к дымоходу. Каблуки заскрежетали по покрытой тонким слоем льда и спрессованного снега кровле.
– Вадим! – вырвалось в морозный воздух.
– Держи! – он резко дёрнулся к ней, протянув свою квадратную ладонь, но не успел.
Поскользнувшись, Софья с грохотом упала. Проехала пару метров вниз на звенящих от боли коленях, безуспешно цепляясь за гладкую, лишь местами шероховатую поверхность. Футляр вылетел из рук и молниеносно скатился к краю крыши, затормозив о спасительный водосток, идущий вдоль местами вырванной ветром решётки, остатки которой, хрипло поскрипывая, болтались в воздухе. Застыл там, словно на мгновенье. Софья отчаянно вперилась глазами в футляр с инструментом, застывший на расхлябанном краю пропасти старого двора. Не желая верить в то, что этот беззубый дряхлый рот затянет их обеих в свои недра.
Софья познакомилась с Вадимом одним из вымученных, тяжёлых зимних вечеров, какие обычно завершают муторные однообразные будни. Буквально пару дней назад.
– Девушка, можно вас на минутку? – парень окликнул её, увидев после занятий в фойе музыкальной школы. Но она не остановилась, продолжая удаляться к гардеробу лёгкой пружинистой походкой, радующей гулкое фойе стуком острых каблуков. И он побежал за ней вдогонку, не в силах отвести глаз от её длинных ног, по которым невыносимо хотелось провести пальцами.
– Мы знакомы?! – Софья раздражённо обернулась, почувствовав на себе тяжёлый взгляд.
– Нет, не знакомы. Но это можно исправить! Я – Вадим. А как зовут прекрасную принцессу? – выбритый налысо качок в чёрной футболке широко улыбался во все свои тридцать два крупных, на редкость ровных, желтоватых зуба, гордо сверкая многочисленными татуировками на руках. Явно старше неё. За плечами – гитара в новеньком чехле.
Софья не прекращала верить в чудеса и ждать своего сказочного принца. Но бывают ли принцы лысыми качками в татуировках?
«А вдруг? Может, это он?»
– София. Можно просто Соня или Софья, – Соня скинула любимые лаковые туфельки и блаженно опустила ноги в сапоги.
– Приятно познакомиться! Софья, почему поздно заканчиваешь, это же опасно?! Давай я тебя провожу! – Вадим всё улыбался, не в силах отвести взгляд от её ног.
– Проводи. Мне до метро, – переобувшись, Соня накинула кожаную куртку. Откинутые назад длинные каштановые волосы заструились по спине переливающимися волнами под светом многочисленных люстр школьного фойе, и Вадим послушно пошёл за ней, словно под гипнозом.
– Молодой человек! Вы ничего не забыли?! – окликнула его гардеробщица.
– Ой! Да! – он бегом вернулся к гардеробу, обменял номерок на свой синий пуховик и поспешил вприпрыжку вслед за Соней. Затем проводил её и до метро, и до её станции – конечной.
– Я мечтаю петь в рок-группе. Поэтому поступил на хозрасчётное отделение, – оживлённо рассказывал Вадим.
– Почему на хозрасчётное? – без особого интереса спросила Соня, разглядывая пассажиров на соседнем эскалаторе.
– Это платное отделение для взрослых.
– И что ты там делаешь? – Соня зевнула.
– Пою в хоре и играю на гитаре. Музыкальной грамоте учусь. А ты? – он неуверенно покосился на футляр с инструментом в её руках, который, в отличие от тяжеленного рюкзака с нотами и сменкой, она ему доверить отказалась.
– Я скрипачка, – Соне надоело рассматривать пассажиров, и она внимательно посмотрела в его серые глаза, не выражающие ничего, кроме щенячьего восторга.
– Ух ты! Круто! Слышал, что скрипка – самый сложный инструмент, – отпустив поручень, он застегнул молнию на куртке.
– Возможно, если не считать орга́на1, – устало улыбнувшись, Соня соскочила с поднявшего их наверх эскалатора.
