ПрологВсё неправильно. Это ноги должны быть в тепле, а голова в холоде. А я чувствую, что голову печёт, а ноги ледяные.Немного мутит, кружит.Глаза не открываются с первого раза. С трудом приоткрываю правый. Вижу чёрный мех. Лезет в глаз и нос. Сквозь него просматривается потемневшая фанера прямо перед глазами. На ней красная надпись: «Сортавальский МЛК 1991 год, цена 35 рублей».Всё становится ясно.Я в безопасности, потому что такая мебель водится только на квартире мадам Курочкиной Аллы. Значит, я у неё проснулась.Рука с трудом поднимается. Ощупываю голову. Спала в шапке-ушанке, поэтому голова вспотела и плохо слышно.Стянув шапку, охаю.Сразу слышу храп совсем рядом.Я под стулом, стул под столом, под столом ещё спит пан Паргачевский. Лежит на спине, как в гробу, руки на груди сложены. Он молодец, знает себя, поэтому дорогой костюм тысяч за двести не мнётся. И воротничок белой рубахи светится в полутьме у пола, чистый, накрахмаленный.Артём Паргачевский выглядит странно. Губы алой помадой накрашены, веки сливов-синими тенями обведены. Не замечала за ним таких странностей. Но вчера мы мягко сказать, перебрали...Пытаюсь вспомнить, с чего всё началось.Пан защитил диплом. Он у нас экономист. В этот же день Тимофей Кулаков получал диплом, тот юрист. И Курочкина отмечала годовщину брака. И я, по случайности, узнала, что мой парень мне изменяет. Всё так славно сложилось, что начали в десять утра... Дальше ничего не помню. Вылезаю из-под стула, старюсь тихо, чтобы не задеть Артёма. Думаю его всё-таки надо разбудить, но взгляд впивается в его безмятежное опухшее лицо. И до меня доходит, что это не косметика его так разукрасила. А чей-то кулак. Пан у нас избит и пока не знает об этом. Он очень богатого папы сынок, поэтому не хочу ему портить утро. Пусть сам осознает, что натворил.С кряхтением встаю на четвереньки. Опускаю голову, чтобы посмотреть, всё ли в порядке. Джинсы, лёгкий свитер когда-то нежно-сиреневого цвета. Я – молодец, не пустилась во все тяжкие. Только в часть из них.Делаю два шага вперёд. Передние конечности передвигаются резвее задних.С хрустом в шее поворачиваю голову направо. Там шестнадцать голых ног. Диван разложен, но гости легли не вдоль, а поперёк. Влезло восемь человек, и легли так мило: мальчик-девочка, мальчик-девочка. Грязные волосатые ноги – чёрные пятки и педикюр. И все под одной простыней.Тяжко вздыхаю, поворачиваю голову налево.В чёрном мотоциклетном шлеме, в кожаных штанах, косухе и сапогах-казаках спит байкер Миша. Стекло шлема запотело, «ездуна» не видать. Кругом валяются окурки, банки, пустые бутылки, использованные пачки из-под чипсов.Я медленно доползаю до двери. Она открыта. Но за ней виднеются тонкие длинные ноги в порванных чулках, которые сплелись с волосатыми ручищами. Из чистого любопытства заглядываю за дверь. Госпожа Курочкина спит в неестественной развратной позе, скрутившись и свившись со своим брутальным лохматым мужем в единое целое. И непонятно откуда у Аллы Курочкиной растут ноги. Если из ушей, то из чьих?По косяку поднимаюсь, как вырастаю, медленно, покачиваясь.Встаю, заглядываю в темень коридора. Там вдоль стен, как бомжи на вокзале, спят какие-то люди.Мяукая, обтирается об них серый котик Мурзик. Заметив живого человека, кидается ко мне, как к родной. Ведёт меня, управляет мной.На кухню. Я даже ему доброго слова сказать не могу, потому что в голове летает перекати-поле, издаёт звуки пустых бутылок, катящихся по полу. Во рту выжженная пустыня. На глазах пелена. В маленькую комнату не рискую заглядывать. Иду по мрачному коридору. Иду долго. Останавливаюсь на подходе к прихожей, задумчиво смотрю на дверь в санузел. Вспоминаю.Санузел был напрямую связан с попойкой.Точно!В ванной мы делали Оливье перед тем, как пришли гости. Я привезла с собой две пластиковые бочки с варёной картошкой, солёными огурцами. Высыпали всё в ванную, накрошили колбасы, залили майонезом и бегали весь день в санузел за закуской.Захожу в ванную комнату, включаю свет. В ванной на последнем слое салата спит сын депутата, Тимофей Кулаков. В костюме и белой рубахе, как пан Паргачевский. Рот открыт и при каждом вдохе к нему на губы заваливается зелёная горошина. Я подхожу к старой раковине включаю кран. Трубы подозрительно гудят. Кран плюётся ржавчиной, шевелиться Кулаков мордой в салате.– Маркуш, – хрипит в мою сторону Тимофей.Вода в кране пошла вполне прозрачная, и я жадно припала к струе ртом. А потом и всем лицом и частью своих белых волос.Полегчало.Я, раскрывши рот, откидываю свои светлые волосы назад и вижу своё отражение в зеркале. Оно мне напоминает плохую ксерокопию моего паспорта. Но хотя бы без сюрпризов. Отекла, косметика поплыла. Пана Паргачевского ждёт сюрприз.– Маркуш, – жалобно скулит Тимофей Кулаков и хватается мозолистой рукой за край ванны. Кулаки разбиты, и я даже представляю об чьё лицо. – Я пропитался твоим Оливье.– Теперь это твой Оливье. Ты его пометил, – начинаю смывать косметику с лица. У мадам Курочкиной из лучших средств для снятия макияж – кусок хозяйственного мыла. Я знаю, что у неё есть настоящая косметика, но когда гости в доме, она всё прячет.Кулаков ревёт, как медведь, вываливается из ванной.– Твой вид оставляет жевать лучшего, – замечаю я. – Ты давай, одежду смени, а то папа на порог не пустит.Тимофей охарактеризует ситуацию нелитературными словами. Встаёт к моей спине, своей пропитавшейся майонезом спиной и пристраивается к унитазу.– Куля, – начинаю вспоминать прошедший день под журчание. – А с чего это нас так развезло?– Это твоя подруга Янка нас домашним вином угостила, – хрипло отвечает Кулаков.Янка?Я набираю номер телефона Янки, выхожу из ванной и направляюсь в кухню, где собираюсь покормить Мурзика.– Марина, привет, – торопливо кричит в трубку Яна. – Я уже уехала домой. Сменю номер, так что можешь больше не звонить. Спасибо тебе большое, что вы вчера собрали с друзьями мне денег. Я очень благодарна вам. Теперь я поняла, почему мы еду не заказали, а сами решили готовить. Деньги отдали беременной, брошенной Янке, и мне страшно представить, сколько могли насобирать такие золотые детки, как мы. Яна едет покупать квартиру и машину?– Свидетельство о праве собственности на твою квартиру я кинула тебе в почтовый ящик, – продолжает говорить Яна.– Что?! – пытаюсь быстро прийти в себя. – Откуда оно у тебя?– Ты прописала у себя Оскара. Я очень тебе благодарна...– Ты уже благодарила. Кого прописала? Это временная прописка?– Да. На полгода.Облегчённо выдыхаю. Кажется, пьянка обошлась малой кровью...
