– Милая барышня, не хочу показаться банальным или назойливым, но вы встревожили всё моё существо! – молвил Ярополк Пересветович мощным гудящим басом, будто специально предназначенным для подмостков ведущих оперных театров. На заре юности он и действительно пел, правда не на сцене Ла Скала, а в оперном школьном кружке. Преподаватели пророчили ему лавры Шаляпина, но Яря избрал другую стезю – он стал бизнесменом и Творцом. – Вы встряхнули всю мою суть и смертельно ранили своим видом и образом!
– Премного польщена, но на улице не знакомлюсь, – отозвалась мамзель с лёгкой, как Алина Канаева в двенадцать, и тонкой, как красная линия, улыбкой, но шаг не убавила.
Клеопатра Петрова возвращалась домой с работы, не сказать, чтобы любимой и интересной, но высокооплачиваемой, что в нынешние наглухо охуевшие времена является основополагающим. Молодую фемину действительно звали Клеопатрой – по отцу она являлась армянкой, а всем известно, что представители этой многочисленной народности просто обожают давать своим отпрыскам вычурные, претенциозные, замысловатые и, не убоимся этого слова, ебанутые имена. Впрочем, её малорослый и чудовищно волосатый папа, Цезарь Жуанович Ашунисян с именем дочурки не прогадал – девочка и впрямь выросла в Царицу, едва ли не Савскую – и не спроста она взбудоражила всё естество Ярополка Бугаева, своевольно не достигшего высот Шаляпина. Он поспешил за своей сущевстряхательницей, ноги которой были длинны как сорокапятиминутный урок, а шаги широки, как просторы нашей Родины.
– Любезная и прекрасная барышня, не бросайте меня истекать кровью на пыльном и грязном московском асфальте! – прогудел Ярополк Бугаев. – Смилостивитесь!
– Зря стараетесь, – бросила пригожая дева как зерно в бесплодную землю. – Я замужем, молодой человек.
Немолодой сверхчеловек вдруг смертельно обиделся, даже до самых глубин бездонной широкой славянской души оскорбился.
– Не ожидал я от вас такой подлости, жестокосердия и мудацтва, ненаглядная барышня! – сокрушённо покачал он патлатой шатенистой головой, продолжая следовать за предметом своего новоприобретённого культа. – Так жестоко и несправедливо унизить меня! Меня, самого Ярополка Бугаева! Знаете ли вы, что «молодым человеком» смертельно уничижали в XIX веке?! Это тяжелейшее оскорбление и обсценная брань! За это на дуэль вызывали и ебало с особым тщанием чистили! – Он всё вышагивал за своим прелестным идолом в тоске и неизбывности. – Какой же я вам, нахуй, молодой человек, если мне сорок два полных года? Именно столько, сколько было Элвису Пресли, подыхавшему от наркоты, бухла и избыточной ёбли?.. Осмелились бы вы назвать молодым человеком Короля рок-н-ролла, скорчившегося в Грейсленде на розовом шёлковом мягком заблёванном диване вследствие наркоты, бухла и избыточной ёбли? А, дражайшая и несравненная барышня и королева?
Но и такой витиеватый пассаж не сподобил Клеопатру Цезаревну Петрову остановиться или хотя бы взглянуть на острословца. Тогда остановился сам преследователь и громко воскричал:
– Да посмотри на меня, шустрая ебанашка! Узри, от чего отказываешься, пиздёнка ты маленькая и ненасытная!
Последняя тирада всё-таки возымела действие – шустрая ебанашка остановила свой ход и взглянула на настырника. Стоит подробно описать то, что узрела маленькая и ненасытная пиздёнка.
Роскошная метиска увидела своими выразительными светло-карими глазами охуенно здоровенного бугая сажённого росту, с кососаженными раменами, бугристыми бицами и накачанными персями, тонкой как лёд талией, мускулистыми, как молодой Шварцниггер, и длинными как оба Гличко вместе взятые, ногами, с буйволиной выей, на которую гены и природа насадили умную высоколобую главу со светло-коричневыми, как скинхед-лайт, власами до лопаток, густыми, будто кровь, и вьющимися, как целочка на хую, с ультрамариновыми, как настроение Киргорова, очами, с аристократичными, как бывший режиссёр Мишалков, чертами и по воле носителя сих черт украшенное каштановыми усами, переходящими в бакенбарды а ля царь Александр II «Освободитель»; сюда же можно прибавить прямой, как Эллада, нос. Если бы красотка-полуармянка заинтересовалась бы и спустила ему свободные брюки до колен, а потом немножко возбудила бы поражённого и потрясённого ею самца, показав ему красивые высокие тугие перси пятого размера, то она убедилась бы в полуаршинном уде почти полутора вершков в поперечнике и увесистых бычьих мудях, свисающих гордо и авантажно, как знамя Параолимпийских игр.
Если опустить литературные изыски, Ярополк Пересветович Бугаев был атлетичным длинноногим синеглазым шатеном с длинными волосами, с усами и бакенбардами, греческим профилем и хуем 35 см длины и 7 см в диаметре (в состоянии полнокровной эрекции – что охуеть как много, уж поверьте автору на слово).
