Тома взглянул на небо и поморщился. Вроде бы голубое, и облака в вышине белые, легкие и полупрозрачные - но все это словно бы подернуто какой-то сероватой пленкой. То ли дело небо у них на Островах - такое ярко-голубое, что больно глазам, и все равно хочется смотреть на него еще и еще!
В порту Алерос молодой капитан бывал уже не раз - что поделать, работа такая! - и ему здесь не нравилось. Не нравился ни запах тухлой рыбы, от которого было не укрыться даже в каюте, ни грязь - что на пирсе, что в припортовых тавернах - ни люди, бросающие на его "Золотой элос" подозрительные взгляды. Поскорей бы разгрузиться, забрать товар и отчалить!
Стоящие возле пирса корабли ему тоже не нравились - не считая, конечно, его соседки, "Читты", второго корабля с Островов. По традиции Зеленого Архипелага, на ее палубе, как и на палубе "Элоса" царила безупречная чистота, а светло-зеленые паруса радовали глаз - в отличие от парусов местных посудин, которые язык бы не повернулся назвать белыми.
Единственное, чем можно было полюбоваться - это стоявшая в дальнем конце гавани, у пирса, отведенного военным кораблям, "Аралия" - недавно сошедший со стапелей линейный корабль, гордость Имперского флота. Белоснежная, изящная - просто глаз не оторвать; если бы она не была такой большой, то казалась бы игрушечной...
- Вы капитан этого судна? - заданный резким и торопливым голосом вопрос отвлек Тома от созерцания того единственно стоящего, что было в этом порту.
Он обернулся и окинул взглядом спросившего:
- Да... сьер.
Несомненно, сьер - аристократ, причем из родовитых. Горделивый постав головы, перевязь со шпагой, фамильный медальон на шее, хоть и грязный, но из дорогой ткани плащ - все буквально кричит об этом. При этом серое от пыли и усталости лицо, из-за этого он выглядит старше...
- Это судно с Зеленого Архипелага? - продолжал допытываться мужчина.
- Да, сьер. - Что - неужели непонятно? Зеленые паруса умеют делать только на островах и не продают на сторону!
- А это правда, - мужчина понизил голос и придвинулся ближе - от него пахнуло потом, и Тома с трудом удержался от того, чтобы отстраниться, - что если к кораблю с зелеными парусами придет {[риаль]} и попросит о помощи, его возьмут на борт и отвезут на Острова?
***
{Риали... Ученые называли их экстрами, адепты Триединого - "пр[о]клятыми" или "отродьями Рогатого", но большинство - просто риалями. На вид это были обычные люди, но обладающие удивительными способностями: отличать правду от лжи, предчувствовать опасность и снимать боль, а иногда даже лечить наложением рук. Они могли сказать, где пройдет рыбный косяк и куда во время шторма унесло лодку с рыбаками, в одиночку удержать падающее дерево и перехватить в полете арбалетную стрелу.
Рождались они редко - очень редко, это могло произойти и в королевскй семье, и в семье нищенки и не зависело от происхождения и вероисповедания. Просто иногда, когда ребенку исполнялось три года, он начинал стремительно седеть - волосы, брови, ресницы. Это значило, что годам к пятнадцати, а то и раньше в нем пробудятся способности риали.
И здесь, в Империи, это значило смертельную опасность для него и для всей его семьи. Уже сотни лет Инквизиция беспощадно боролась с "отродьями Рогатого". Если родители сами приводили инквизиторам "проклятого" ребенка, то отделывались эпитимьей и денежным штрафом, если же об его существовании доносили соседи, слуги либо случайные люди, то казни подлежала вся семья, вплоть до грудных младенцев.
На Островах же... не зря люди с материка утверждали, будто жители Архипелага поклоняются риалям, словно богам - уважение к тем, кого коснулось дыхание Морских Богов, на Островах и впрямь впитывалось с молоком матери. А как же иначе! Ведь кому много дано - с того много и спросится, и риали - князья-защитники, лекари и судьи - испокон веков стояли на страже процветания и благополучия Зеленого Архипелага.
Поэтому закон, гласящий, что любой корабль с зелеными парусами обязан принять на борт риаль - спасти, защитить и помочь добраться до Островов - был не просто написан на бумаге, а запечатлен в сердцах...}
***
Слово было произнесено - слово, почти запретное в Империи, и мужчина застыл в ожидании. Темные напряженные глаза смотрели так, словно от ответа зависела его жизнь.
Тома на всякий случай, словно невзначай, положил ладонь на эфес сабли - мало ли, а вдруг это фанатик Триединого, вознамерившийся во имя своей веры убить первого попавшегося уроженца Островов (в Империи такие случаи, увы, бывали). Еще раз окинул мужчину внимательным взглядом - нет, ошибиться он не мог - сказал негромко:
- Но вы же не риаль.
- Я - нет.
Аристократ обернулся, сделал знак рукой; миг - и под полой его плаща появился ребенок, тоже в плащике с низко надвинутым капюшоном. Худенький, едва по грудь мужчине, он обнимал его двумя руками, прильнув так плотно, что едва ли кто-то посторонний мог разглядеть, что под большим плащом стоят уже двое.
- Ну-ну, - мужчина погладил щуплое плечико, - все в порядке! - Оторвал от себя ребенка, повернул лицом к Тома и откинул капюшон. - Вот. Это - моя дочь.
