СМЕРТЬ ПРИХОДИТ НЕЖДАННО
…все приметы говорили, что день будет неудачным. Завтракая, Селезнев, потянулся за маслом и случайно зацепил локтем чашку. Она перевернулась. Горячий чай, плюхнулся ему на семейные трусы, в районе «причиндалов», как называла жена его мужское достоинство.
– Ой! Собака, какая дикая! Ой, как же мне больно, – взвыл Селезнев, стараясь придать своему вою больше трагизма.
Он вскочил из–за стола, и запрыгал по кухне, оттягивая резинку, чтобы придать обожженному месту приток воздуха.
– Трусы чистые там, – сказала спокойно жена Анюта, – на веревке в ванной висят.
Анька давно смирилась с тем, что её муж был каким–то семейным недоразумением. Не смотря на то, что он работал в районном отделе полиции сыскарем, и даже считал себя профессионалом, в обычной жизни, он был большим ребенком, который совсем недавно встал на путь постижения науки бытия.
– А ты хоть, знаешь, что я себе ошпарил? – крикнул он через открытую дверь.
– Что же ты Селезнев, мог такое ошпарить, чего я не знаю, – спросила Анюта. – Неужели у тебя там, что–то есть? Это для меня сенсационная новость…
– А ты, что Анюта, сомневаешься?
– А ты, мне не оставил вариантов не сомневаться. Я месяц от тебя слышу – «отстань – я устал». Это тебя Бог, наказал!
– За что?
– За то, что ты не умеешь пользоваться тем, что он тебе дал, – с ехидством сказала Анюта, продолжая трапезу.
– А вдруг, у меня ожог второй степени, – иронично спросил Иван и присел рядом. – Мне почему–то чертовски больно. Наверное пойдут водянистые пузыри. Потом они лопнут и…
– Потом твои причиндалы отвалятся, и я тебя брошу, – ехидно сказала жена. – Рот не надо было разевать, – перебила она.
– А я и не разевал, – ответил Иван
– Я вообще удивляюсь, как ты, на флоте служил? Ты Ваня, даже по земле ходишь, как пьяный. Тебя, почему–то всю жизнь болтает…
– Это потому, что я постоянно работаю мозгом. Я анализирую и логически подчиняю себе ситуацию.
– Лучше бы ты, работал тем, что себе обварил, – сказала Анюта. Она встала из–за стола, и швырнула Селезневу на колени льняное полотенце.
Иван улыбнулся. Забыв о пролитом чае, с головой ушел в смакование «Геркулеса», с паштетом из мяса индейки, который жена варила ему почти каждое утро.
Весть о смерти отставника майора Афанасьева, ударила по голове, словно обухом. Селезнев сорвался с места и во главе с опергруппой прикатил на место вызова.
– Ой, Иван Васильевич, какое у нас горе. Александра Петровича убили. Там ужас, что творится, – причитала соседка под дверями.
Сердце Ивана оборвалось. Он до последнего момента думал, что это какая-то ошибка, но это была реальность. Иван лично знал Афанасьева. Было трудно предположить, что этот тихий и добропорядочный человек, мог кому–то перейти дорогу. А еще хуже, стать объектом преступного посягательства.
– Что случилось Клавдия Михайловна, – спросил Селезнев.
– Ну, я, как обычно молоко утрешнее принесла соседу. Я стучу в окно, а он не выходит…
– Ну, а дальше! Дальше можно?
– Ой, горе-то какое, – вздохнула старуха, вытерев краем платка заплаканные глаза.
– Дальше, что было, – спросил Иван, чувствуя, как его нервные клетки начали возбуждаться.
– Ну! Я подошла к двери. Вошла в хату, а там это. – Еле договорила бабка. Соседка снова разрыдалась, и достав из кармана тужурки кусок белой ткани стала вытирать лаза и сморкаться.
Капитан остановился около проема, и чтобы отвлечь пожилую женщину от рыданий, спросил:
– Эти двери?
– Да, да эти…
– И что, они были открыты настежь?
– Ну, так немножечко. Щелка была. Я глянула, а там он лежит, и кровь на ковре. В руке стакан держит.
– А вы ничего не трогали?
– Нет, товарищ капитан, ничего. Только я молоко оборонила. Банка на пол упала и разбилась.
– Хорошо Клавдия Михайловна, вы свободны – пока. Идите домой, успокойтесь и примите валерьянки.
Иван обернулся, и, увидев участкового, сказал:
– Кириллов, пригласи понятых, а потом допроси Клавдию Михайловну. Протокол не забудь составить об обнаружении трупа.
– Все товарищ капитан сделаю. Как положено, – ответил старший лейтенант. Он нежно взяв под локоть бабку, повел её в соседний дом.
Иван, осмотрелся. Немного подумав, стал прохаживаться по комнате.
– Пиши Щеглов: Труп мужчины сорока семи лет лежит в центре комнаты на спине. В правой руке покойного зажат граненый стакан. Левая рука, откинута в сторону.
– «Хрущевский», – поправляет Щеглов.
– Стакан граненый! – утвердительно сказал Селезнев.– Пиши дальше, и не отвлекайся… —Голова покойного в лобной кости между надбровных дуг, имеет отверстие округлой формы с характерным налетом порохового нагара. В упор сука стрелял! Пишем дальше. Под головой покойного явно просматривается пятна бурого цвета – предположительно кровь. А также фрагменты ткани розового цвета. Вероятнее всего, выстрел был сделан в лоб. Приблизительно сантиметров 30–40. Отверстие сквозное. Фрагмент затылочной кости с волосистым покровом черепа покойного, лежит рядом с головой. Записал?
– Так точно Иван Васильевич – записал, ответил опер.
– Так пиши дальше: На полу разбросаны вещи покойного в виде фотографических открыток и каких– то записей на старой бумаге.
