Если верить в феномен просветления сознания в обозримой перспективе, то это необычное и отчасти странное непреднамеренное просветление случится непременно и вопреки всем тёмным препонам жизни извне и изнутри. Время не имеет света и цвета, но оно почему-то искони представлялось и представляется тёмным, возможно, потому, что застывшее время не сдвинется, ни на йоту, и оно же, двинувшееся неизвестно куда и зачем, не остановится по тайному человеческому желанию. В принципе, можно считать время светлым, если вписаться в него и двигаться в нём не со скоростью равнодушного зеваки-пешехода, а передвигаться вперёд, хотя бы мысленно, со скоростью, близкой к скорости света в вакууме, около 300 тысяч километров в секунду. Спорить со временем бессмысленно, особенно с тёмным временем, точнее, с тёмной природой времени, даже придумывая собственное светлое течение времени в жизни и судьбе. Но, даже выдумав и представив себя светлым и независимым от каверз тьмы и тёмного опасного времени, в частности, в нынешних «последних временах», всё равно придётся подчиняться жёстким правилам мигов и периодов быстротекущей жизни, состоящей из секунд, минут, часов, суток, недель, месяцев, годов.
Легко, но и бездарно глупо раствориться неодушевлённым предметом в человеческой ипостаси в тёмном времени, в его безумной тьме, а не попытаться поспорить с его вопиющей тьмой и безнадёгой, представив отпущенное тебе тёмное время не как наказание. А как случайный и удивительный в этой временной случайности подарок жизни и судьбы – с непременным желанием поспорить с тёмным временем, из хвастовства и банального пижонства ничего не знающей юности-молодости – если бы молодость знала, если бы старость могла! – но с желанием поменять жизнь, вписаться во время с помощью феномена внутреннего просветления.
Пётр Пименов, 25-летний выпускник исторического факультета РГГУ был из породы мыслящих творцов местного разлива, по-своему спорящих с тьмой и тёмным временем. К своим годам он успел и в армии послужить, и гуманитарный университет окончить, который называл по старинке «историко-архивным институтом», что окончил рано погибший его отец, школьный учитель-историк. Пётр «по традиции» работал на полставки – как когда-то и его отец – в местном краеведческом музее, водил там экскурсии и читал лекции школьникам. А деньги на жизнь «заколачивал», а иногда даже грёб маленькой лопаткой или детским совочком в одной частной коммуникационной фирме, занимавшейся ремонтов мобильников, компьютеров, поставкой и настройкой Интернета, кабельного телевидения и прочими услугами по профилю.
А о природе тьмы, тёмного и светлого времени Пётр обычно рассуждал вечером по пятницам и субботам, когда в качестве диск-жокея подрабатывал на танцах молодняка в местном городском доме культуры. К этому доходному и необременительному делу Пименов пристрастился ещё в школе, потом продолжил это занятие по душе в армии и университете, имел уникальную по городским понятиям фонотеку из компакт-дисков и редкостного винила, что осталось ему по наследству от отца. Мог не только «крутить голую музыку», но и толково, достаточно лапидарно пояснить, что к чему и откуда и куда ноги растут мелодий и слов групп, исполнителей-солистов, бардов и менестрелей.
Порядок на дискотеке, кстати, поддерживался авторитетом и профессионализмом диск-жокея, хотя пьяного и обкуренного молодняка было предостаточно. После пары-тройки раз, когда худощавому, лобастому блондину Петру, не атлетического сложения и совсем не бойцу-специалисту рукопашного боя, пришлось растаскивать дерущихся прямо на танцполе, он упросил дирекцию ДК обеспечить проведение мероприятий присутствием полицейских, одного внизу на входе, чтобы отсекать ненужный поддатый контингент, а другого в зале непосредственно на танцполе.
А сегодня ближе к концу дискотеки нему быстро и неожиданно подошла, почти подбежала незнакомая симпатичная русоволосая девушка в синих джинсах и кроссовках, с сильно порванной на плече белой блузкой и, перекрывая льющуюся из динамиков музыку, со слезами на глазах прокричала:
– У меня проблемы… Хулиганы… нет, бандиты напали внизу… – она показала рукой на оцарапанное ногтями плечо из-под рваной блузки. – …Здесь некому даже пожаловаться на них… помочь мне … вы не могли бы проводить меня до дома… совсем недалеко… а то мне страшно…
При этих словах Пётр быстро огляделся, чтобы найти взглядом хоть одного из двух обычно дежуривших блюстителей порядка в штатском. Никого из них в зале не было. Про одного, надёжного блюстителя, хорошего знакомца Петра, сержанта Гришку, дежурившего внизу, Пименову было известно, что тот ушел недавно к больной матери в больницу. А другой отсутствующий в зале сержант Димка был патологическим ленивцем и трусом, он ни за что не откликнулся бы на просьбу этой девицы защитить от подвыпивших парней. Но и он отсутствовал в зале и, наверняка, внизу.
– Вы знаете, что делают хулиганы и бандиты в туалете? – вдруг спросил весёлым звонким голосом девица, от которой попахивало вином.
«Она же не трезвая, пьяненькая, поддала, как многие посетители дискотеки женского пола – подумал Пётр, – в средней, не критической степени датости находится. Может, преувеличивает насчёт бандитов? Но ведь кто-то же реально ей порвал внизу блузку, поцарапал плечо». Но решил, поддерживая разговор, не отказывая, разумеется, от просьбы, отшутиться:
