Она уже достаточно уверенно водила машину, но перекрёстки не любила. Особенно вот этот. Так и знала, прямо перед носом мигнул жёлтый, стой теперь тут. Вот справа от неё машины поехали за поворот, а им навстречу с перпендикулярной улицы едут, чтобы выехать на главную, а вот с той улицы, дополняющей «крест», подрагивают в нетерпении те, кто должен искать свободное местечко в этой веренице лиц технического прогресса, либо успеть пристроиться «в хвосте».
Ева колотила коготками о руль, внимательно следя за светофором, как вдруг: «Бам-с» – страшный удар, грохот, скрежет металла. Она ударилась грудью о руль, затем её откинуло назад. Вокруг её машины тут же образовалась толпа, почти все водители выскакивали из машин и бежали к ней. Нет, не к ней, все бежали за её машину. Она тоже вышла. «Что-то случилось, – мелькнуло в голове, – Что? О, Господи!»
Увиденное потрясло её не меньше всех других, столпившихся вокруг людей. Сзади в её машину врезался мотоцикл, который теперь валялся на боку, а с ним рядом – мёртвая девчонка, упавшая с мотоцикла, да так и оставшаяся сидеть. Она, будто прислушиваясь, стояла на коленях, прижавшись ухом к асфальту. Похоже, девушка даже не успела испугаться. Личико – детское ещё, безмятежное… Из-под головы вытекала тёмная густая кровь, которая перемешивалась с бензином и маслом. Её парень – покатались! – лежал метрах в пяти в стороне. Кто-то перевернул его, оказалось – живой. «Скорая» приехала через минуту, тревожно сигналя, хотя ей и так все уступали дорогу. ДПС тоже не опоздали.
Молодой, но уже с солидным брюшком лейтенант потянул Еву за руку:
– Ваша машина? – Ева глянула на него непонимающим взглядом – о чём речь?
– Девушка, предъявите документы! Вы меня слышите?
Ева не могла оторвать взгляда от синеющего на глазах лица мёртвой девушки. Это была первая смерть, с которой ей пришлось встретиться. Увидеть мёртвого человека – не в гробу на похоронах, а вот так – лицом на асфальте. Как сквозь вату она слышала голос лейтенанта и даже понимала, что он от неё хочет, но не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Лейтенант, вы разве не видите, девушке плохо, – услышала она сквозь ту же вату.
– А вы кто ей будете, предъявите документы, – переключился лейтенант на незваного защитника.
– Вот мои документы, я проезжал мимо. Я врач. Девушка сейчас упадёт в обморок, и вы вообще ничего не узнаете. К тому же, ну, вот, – с этими словами молодой человек, уговаривавший лейтенанта, подхватил Еву на руки. Она всё слышала, просто закрыла глаза.
В детстве Ева дружила только с мальчишками. Кода они гоняли мяч, играли в «казаки-разбойники», лазали по чужим садам на даче, со стороны никто и не принял бы её за девчонку. Те пацаны, кто ещё не знал Еву, подсмеивались над её именем, но, получив «по шее», быстро привыкали и звали, как и все: «Евка». Маленькая, худенькая, коротко стриженная – это внешне, а вообще – бойкая, драчливая, умеющая за себя постоять и «шею намылить».
Когда маму вызывали в школу за очередные проказы Евы, она только плакала тихонько, и её тут же начинали уговаривать, что мол, всё образуется, перерастёт. Мама Еву старалась не трогать. Лишь иногда, как бы про себя, говорила: «Гудсулка». Это был намёк на папу – уроженца Западной Украины. Где только мама с ним познакомилась? Непонятно! Впрочем, Ева его никогда не видела, даже фотографий его у мамы не было. А если Ева приставала к ней, почему? Как это так? Хочу знать, где мой папа, мама молча вздыхала, поджимала губы и надолго замолкала. Чуть повзрослев, Ева поняла, что маме неприятен этот разговор, и тема «папы» больше её не занимала.
Жили они бедно. Мама работала горничной в гостинице, зарабатывала мало, а «левые» делать не умела. Ева донашивала одежду двоюродной сестры, и не сильно заморачивалась на эту тему. За лето она снашивала одни шорты и майку, а зимой ходила в школьной форме.
Повзрослев, Ева резко изменилась. Маленькая вечно грязная замухрышка вдруг превратилась в миниатюрную девушку. За одно лето – она устроилась дворником в мамину гостиницу, помогала маме – Ева отрастила волосы до плеч, и они оказались густыми и блестящими. Смуглая кожа без единого пятнышка была словно шёлковой, на маленьком нежном личике – огромные фиалковые глаза, губы – яркие, притягивающие взгляд.
Мальчишки – бывшие друганы – ахнули, увидев её на школьной линейке 1 сентября. Ева улыбалась, чуть кривя коралловый рот, что придавало ей вид насмешливой королевы. По школьным коридорам не носилась, а шла, словно плыла. Да и за учёбу принялась с таким рвением, что учителя только диву давались. Если бы чуть раньше – можно было бы на медаль вытянуть.
На вечер встречи выпускников, который проходил, как всегда, в феврале, Ева выпросила у двоюродной сестры туфельки на высоком каблуке – дорогие – и красивую белую блузку. Они с мамой подстригли гофрированную юбку, Ева распустила волосы – на вечер разрешали – и крутилась перед зеркалом, не видя, как увлажнились мамины глаза:
– И в кого ты такая красавица у меня?
– А что папа некрасивый был?
– Красивый. На цыгана похож.
– И я на цыганку похожа. Правда ж?
–
