– Ну и как, – спросил Бахур, открывая глаза и распрямляясь, – впечатляет?
Мужчина, которого он только что напугал, продолжал с опаской таращиться на давно уже неподвижный стакан. Он окончательно пришел в себя, деловито сложил свою газету, убрал ее в дипломат и с мрачным видом направился к выходу. Бахур негромко рассмеялся.
– Я мог бы продемонстрировать ему что-нибудь еще помимо этого дурацкого фокуса, но, думаю, результат оказался бы тот же. Удивление…
Бахур разинул рот и захлопал глазами.
– Легкий испуг, затем несложное умозаключение и такой же несложный вывод: «приглючилось»! Свят! Свят! Свят!..
Он трижды перекрестился, вперив в собеседника торжествующий взгляд.
– Да, фокус действительно дурацкий, – ответил Лайт после короткой паузы. – Я бы, по крайней мере, придумал что-нибудь пооригинальнее.
– Допустим. И что бы от этого изменилось?
– Может, и ничего, а может… Впрочем, не важно.
– Вот именно! Как ни крути, обезьяна остается обезьяной, даже если ее научат носить очки и курить табак.
Лайт ограничился презрительным: «Пф-ф!..»
В маленьком ресторанчике, где они сидели, сильно воняло жжеными ароматическими палочками. Кто и для чего портил в помещении воздух, было неясно. Однако, даже несмотря на это досадное неудобство, находиться здесь, в прохладном полумраке, когда на улице продолжала стоять изматывающая жара, было приятно. Кондиционеры работали вовсю. Негромко играла музыка. Все это действовало умиротворяюще.
Несколько минут Бахур молча поигрывал ложечкой в чашке с кофе. То, как отреагировал на его выходку этот мужик, не было для него ни неожиданностью, ни чем-то особенно интересным. Все произошло именно так, как он предполагал. Обыватели, они вообще народ предсказуемый. В какой-то мере он даже немного стыдился, что использовал в споре такой заведомо беспроигрышный аргумент. Впрочем, Лайт это должен понимать ничуть не хуже него, а значит, всё в порядке. Просто давно надо было подвести черту под этим затянувшимся, никуда не ведущим диспутом.
– Не знаю, как тебе, – сказал он, отложив ложечку и сделав несколько глотков из чашки, – но мне все это порядком надоело. Самое смешное, что тема нашего разговора нам обоим абсолютно не интересна. Ты говоришь одно, я совершенно противоположное. В ход идут самые изощренные доказательства, однако каждый упорно продолжает стоять на своем, и конца этому не видно. Ситуация безнадежна, тебе так не кажется?
Грустно улыбнувшись, Лайт покачал головой.
– Я с тобой не спорю, – возразил он.
– Вот как?
– Я хочу обратить твое внимание на то, чего ты упорно не желаешь замечать.
– Господи, перестань! Ты что, ничего не видел?
– Видел… что-то, – устало вздохнул Лайт. – Давай лучше немного помолчим.
Бахур одним глотком допил все, что оставалось в чашке, и замолчал, подперев щеку кулаком. «Сдает старик, – с легким разочарованием подумал он, глядя на продолжавшего улыбаться грустной улыбкой Лайта, – совсем сдает. Неужели он всерьез вообразил, что сможет меня переубедить?.. Вздор! Ни за что не поверю…»
– Люди тупы и безмозглы, – твердо произнес он.
– Мы с тобой тоже люди.
– Хорошо, в основной своей массе люди тупы и безмозглы. Их жизнь ничем не отличается от… жизни насекомых. Социум, в котором они обитают, поглощает всю их индивидуальность без остатка.
– Без социума немыслима никакая индивидуальность.
– Самое досадное, – продолжал настаивать Бахур, – что даже те, кто способен вырваться за пределы Системы, кто при желании мог бы разрушить сложенные веками стереотипы и стать свободным, не делают этого, предпочитая оставаться в стаде.
Он подозвал официантку и заказал себе еще чашку кофе (третью за вечер), после чего продолжил:
– Ты только посмотри, как они живут.
– Как мы (!) живем, – попытался поправить Лайт.
– Мы живем иначе. А они…
Бахур не договорил. К их столику подошел грязный, заросший мужчина и принялся клянчить мелочь. Лайт полез было в карман, но в этот момент появилась уборщица, которая привычными отточенными движениями стала выталкивать пробравшегося в ресторан оборванца обратно на улицу. Некоторое время продолжалась возня, потом, словно из-под прилавка, выскочил заспанный охранник и назойливого посетителя вытолкали-таки вон. Довольная одержанной ею победой, уборщица гордо удалилась в темноту подсобных помещений. Охранник на всякий случай остался у входа.
