Подруги шли из магазина вразвалочку, часто отдыхая и обмахивая жаркий летний мир вокруг критическими взорами. На их сильно подернутых морщинами загорелых лицах уверенно покоился тот суровый скептицизм с легким оттенком брезгливости, который часто поселяется на лицах людей, не просто проживших много десятков лет, но и проживших их, как они непоколебимо уверены, абсолютно правильно, и считающих всех окружающих младше пятидесяти предельно бестолковыми, а то и вовсе умственно отсталыми. Подруги дружили еще со школы, две из них вдовели уже несколько лет, муж третьей еще пребывал в относительно добром здравии, четвертая же никогда не была замужем, за что трое других ее втайне презирали, при этом так же тайно завидуя, ибо за ее жизнь у нее было бесчисленное количество любовников. За семидесятипятилетний рубеж они шагнули уже изрядно полнотелыми, и иссушающая волжанская жара доставляла им страдания. Все они были в халатах, длиной намного ниже колен, считая, что только такая одежда приличествует их возрасту для похода в магазин. Они шли, почти синхронно стуча по раскаленному асфальту старыми тростями, и их туго набитые сумки, полосатые, с пластмассовыми ручками, и цветные нитяные авоськи, так же, как и их хозяйки начавшие свое существование еще в давние советские годы, столь же стойко пережили и развал Союза, и девяностые, и вместе с ними вступили и в капиталистическую эпоху.
Зоя, самая громоздкая из подруг и самая суровая, в их огромном дворе, общем на три пятиэтажки, носила прозвище «Сталин» и до сих пор приводила всех обитателей в священный ужас, не чураясь лупить тростью длинноязыких школьников, неосторожно оказывавшихся в пределах ее досягаемости. Все скамейки двора она считала своей личной собственностью, и для отдыха всегда выбирала ту из них, которая на тот момент была занята. Сидевшие на ней при ее приближении тут же испарялись. То же самое относилось к собакам и котам – постороннюю живность Зоя не терпела, хотя у нее и был кот – здоровенный злобный когтистый сибиряк, державший в страхе весь подъезд.
- Уф! – сказала самая младшая из подруг, снова тормознув, - умаялась! Давайте передохнем!
Они остановились, отдуваясь и провожая взглядами двух длинноногих девиц в коротких шортах, после чего Зоя громко сделала вывод на всю улицу:
- Позорище! И куда родители смотрят?! Шастают с голыми задницами – не удивительно, что у нас тут маньяк на маньяке!
- Да? – рассеянно удивилась другая подруга.
- Если б моя Светка хоть раз так вырядилась – я б ее живо на горох коленками поставила!
- То-то Светка твоя от тебя аж в Хабаровск удрала и дети ее к тебе глаз не кажут.
- У меня зато Светка, а у тебя никого – так и проскакала всю жизнь по…
- Девочки, ну не ссорьтесь! – попросила третья. – Давайте дойдем уже до тенечка, посидим… Сразу-то я на пятый этаж не заползу!
Когда они доковыляли до ближайшей пятиэтажки, все приподъездные скамейки были свободны. Проигнорировав их, Зоя развернулась и затопала через двор к одной из лавочек под ивами, где сидела какая-то незнакомая девица в неприлично коротком сарафанчике и трещала по телефону. Добравшись до скамейки с пыхтящими подружками в кильватере, Зоя остановилась прямо перед девицей, уперла трость в землю, поставив рядом сумку, и устремила на девицу злобный взгляд. Девица, поежившись, недоуменно оглядела пустые соседние скамейки, потом, пожав плечами, сдвинулась к правому краю лавочки. Она явно не понимала, с кем имела дело. Подхватив сумку, Зоя простучала тростью туда же и, плюхнув сумку в пыль, снова уставилась на девицу.
- Полно же скамеек! – негодующе осмелилась пискнуть обитательница лавочки.
- Ах ты, хамло малолетнее! – обрадованно загрохотала Зоя на весь двор. – Пожилые женщины с сумками – еле на ногах стоят, а она тут расселась – еще и огрызается!
Девица, благоразумно решив не портить себе день, исчезла. Подружки удовлетворенно приземлились на скамейку и начали озираться, ища тему для разговора.
- Люськина-то Танька, глядите, опять дите вывела в такую жару, бестолковая! – сказала младшая, расправляя на коленях свой цветастый халат. – А сама-то снова с пузом. А мужа так и нету! Я всегда говорила, что у Люськи шаболда вырастет!
Но эта тема, уже неоднократно обсосанная со всех сторон, никого не заинтересовала, и цветастый халат разочарованно вздохнул. Зоя, вытащив складной деревянный веер и принявшись им обмахиваться, прищурилась на соседнюю пятиэтажку.
- А чегой это возле восьмого дома «Скорая» стоит?
- Третий подъезд, - обрадовался цветастый халат. – Это, наверное, Нинку прихватило… Или Матвеича. Ему ж уже за девяносто, а как по рыбу шастал – так и шастает! Я ему давеча говорю – ну ты, дед, совсем дурной, что ли, так он мне…
- Вон Никитишна идет! – перебила ее Зоя. – Сейчас все узнаем!
Они неистово замахали выскользнувшей из подъезда хрупкой даме лет шестидесяти в элегантном желтом льняном платье, непозволительно высоко, на их взгляд, открывавшем костлявые колени. В этот момент к дому подкатил милицейский транспорт, и их любопытство немедленно возросло втрое.
- Чегой это там?! – жадно вопросила Зоя, едва дама оказалась в пределах слышимости. – Убили кого?
