Роза
Турецкие сериалы когда-нибудь меня погубят: смотришь на нежную любовь рыжего красавчика до трех утра, а потом всякие сны лезут... правда не как у них – первый поцелуй в триста пятой серии, а гора-а-а-здо раньше. Хорошо, что сегодня суббота и можно поваляться до одиннадцати…
Под дверью слышится копошение и солнечный просвет между дверью и полом частично закрывается приближающейся тенью.
Интересно…
Быстро накидываю сброшенное одеяло обратно на попу и, повернувшись так, что входная дверь видна в зеркале, пластаюсь по кровати в виде престарелой морской звезды. Моя поза для сна – это отдельный предмет подколок в семье.
Ухмыляюсь в подушку, наблюдая за вошедшим, точнее вошедшей. Изображая из себя профессионального шпиона, Олька, держа в руках свои тяжелые шлёпки, босыми ногами ступает по полу. Давлю рвущийся хохот, когда педантка до мозга костей, наступает на обёртку из-под «Аленки» и бурчит себе под нос «Свинья-переросток».
Фольга противно чиркает по полу, и я специально шевелю свободной от одеяла пяткой, мол не будите спящих. Проскакав на одной ноге до туалетного столика мелкая, кривясь словно объелась лимонов, отклеивает фантик с ноги и забрасывает его под кровать. Зараза такая! Ну ничего, будет у меня неделю полы мыть…
На пути шопоголика подстерегает очередной фантик, однако желание залезть в гардероб старшей сестры перебарывает брезгливость. И я даже знаю, что ищет эта засранка – мою новую розовую юбку, которую я запретила ей брать.
— Стой, стреляю!
От неожиданности и понимания, что ее спалили, Олька путается в вытащенных вещах и, вместе с ворохом моих шмоток, плюхается на пушистый коврик.
— Зараза! Ты меня чуть заикой не сделала! — верещит сестра, пытаясь выбраться из-под огромной кучи вещей. Мда… пожалуй, стоит прошерстить шкаф.
— Доброе утро, пташка. Чего искала? — скалюсь я, блаженно вытягиваясь на кровати.
— Ничего, — дует губы ребенок. — Ты поговорила с Алькой? Возьмете меня? — с надеждой в голосе интересуется она.
Мама воспитывает нас одна – свою счастливую троицу, и желание младшей сестры заработать себе на карманные расходы я, конечно же, поощряю и горжусь ею.
— Да вот прям сегодня и выходи. Алька всё покажет, а я на пробежку.
Хорошая у меня подружка, год уже дружим. Помню, увидела скромную девчушку при поступлении: в неприметной футболке, джинсах и кедах, тогда как все были с размалеванными свистками и полном параде. На экзамен – как в ночной клуб и плевать, что здесь не Москва, а Коломна.
На вступительных мы сели рядышком, тут же зацепившись языками, а потом также вместе дрожали в ожидании результатов проходного балла. «Роза Бирюкова и Алька Сахарок зачислены в одну группу» – сообщил список, и наши радостные визги оглушили рядом стоящих абитуриентов и студиков, но нам, как зайцам в песне: «Все равно».
И, кстати, только в середине первого курса мы узнали, что Алькина мама – наш декан. Но вы не думайте – никакого блата нет! Моя падра практически Эйнштейн в юбке, добрый наивняк, обожающий мечтать.
Кир
— Пупси-и-ик, тебе какая-то «Антонина дойки» звонит, — сочная второкурсница, сидящая на моем стояке обиженно (как ей кажется) дует губы.
— Для тебя, Настенька, он Антон Дмитриевич Терский, — ухмыляюсь я, ловя изощренный кайф от того, как ее фальшивая ревность мгновенно сменяется калькулятором. Моего папашу знают все, кто имеет телевизор.
— Карина, вообще-то! — пискляво вонзается в ушную раковину да так, что у меня сразу падает «настроение».
Значит отработала ты свое, рыбка…
— Да, похер. Свободна, — ссаживаю опешившую мамзель с колен под гогот Данилы и Левитских.
Такие соски вечерами репетируют губки уточкой, чтобы срубить побольше подарков за свои посредственные минеты и найти себе кошель побогаче. Ее дешевый ботокс не катит на второй отсос, потому я отсчитываю две пятитысечные и, хлопнув по сочному заду, отправляю ее восвояси. Зад у девки, конечно, сочный, но какой резон, если не дает.
— Кир, ну ты и сука, за что ты так с этой малышкой? — давясь кониной ржет Макс. Его брат шутливо вмазывает придурку в печень, заявляя, что мелкому уже достаточно пить со взрослыми дядями, раз не соблюдает субординацию и выволакивает его на перекур.
— Кир, опёздыш прав… отец Карины вроде в ментовке работает. Не боишься огрести? — прищуривается мой лучший друган Дан.
— Участковым, — ухмыляюсь. Я слышал об Ивановой и, конечно же, поинтересовался перед тем, как присунуть местной королеве силикона и ее подружке. — И давно ли ты, друг мой, очкуешь трахать прокурорских дочек? Стареешь Данилушка?
— Может он остепенился или поймал на полшестого, — ржет вернувшийся Олег, судя по всему, отправивший брата домой.
Правильно нечего восемнадцатилетнему обсосу слушать наши разговоры. Зачем раньше времени портить ребенка?
— На хер давно не ходили?
— Тише-тише, бро. Не заводись… имбирь вроде помогает, — подначивает Дана Левитский. — Десяточка удовлетворенных сосок – хороший старт и воспоминания о бурной молодости.
— Десяточка? Ну за эту неделю, пожалуй, только десяточка… я же болел, — ухмыляется братан.
