- Не спи! Не спи! Снежка, проснись, проснись же… - словно из ниоткуда взялась та самая ящерка, которая должна была передать весточку Хозяйке гор. – Не спи, Снежка… Если не дождешься ты Морозко, то не узнаешь никогда, как радостно и привольно летать с метелью на крыльях ее кружевных над горами синими, над тайгою уральской. Не спи, невеста Морозова, царица зимняя!
Слова ящерки падали звонко, словно стеклянные бусинки, на камни, из которых выточена была трава на золотом берегу. Река хрустальная шелестела, волны ее осколков бились о малахит, засыпали его прозрачным льдом, и под мерный шорох этот хорошо бы спалось, но Снежка слушала слова ящерки, и будили они в ее обожженном сердце мелодию стужи. Все слышалось, как воет она над лысой горой Шиханкой, как саваном снежным укрывает городок, среди гор затерянный.
Как спать, когда так сладки песни зимние? Как спать, когда ждет Снежку жених ясноглазый среди белых просторов своего ледяного мира? Как спать, когда еще вся жизнь впереди? Когда руки колыбель не качали, ласки мужниной не знали?
И встрепенулась Снежка, скинув с себя остатки каменного оцепенения, потянулась, превозмогая боль в обожженных ногах. Поднялась. За ней красною змеею ползла дорожка из капель крови, и сверкали они рубинами, и искорками серебристыми снежинки там появлялись - не человек больше Снежка, перешагнула грань между мирами, ступила на Ту Сторону, приняв свадебный дар от Морозко, и сама стала воплощением зимы и холода.
И шла Снежка по малахитовой траве, меж высокими папоротниками, вырезанными из нефрита, и шумела вокруг нее каменная тайга, будто жалеючи, что уходит отсюда девушка – но не радовалась, покидая пещеры, Снежка, и с каждым шагом в темноту скалистого разлома чувствовала себя сильнее. И все белее становилась ее кожа, и волосы снова искрились, словно присыпанные алмазной крошкой.
Проходя мимо гладко отполированной стены золотой скалы, Снежка увидела, что вновь хороша собой – брови соболиные, глаза – синь небесная, губы – алый ягодный закат над горами. Оправила платье, отряхнула его от крошева цветного каменного, от осколков хрусталя подземной реки, и за ящеркой дальше бросилась, чтобы не отстать.
- Все, дальше ты не пройдешь! - перед узкой трещиной в горе ящерка остановила Снежку. - Лаз больно узкий. Жди здесь, никуда не уходи, если услышишь – трещит гора, значит, идет за тобой жених!
И осталась Снежка у яхонтовых елей ждать. Когда видела, что приходит Хозяин Золота, пряталась за переплетением кружевных ветвей. Иголки каменные кололись, но не сильно, а так, словно комарики жалили.
А дух горный летал, скакал, прыгал по своему золотому царству, искал пропажу, ярился, но не мог найти Снежку.
Не простое, видать, место ей ящерка указала. Чародейство какое-то будто незримую завесу накинуло на невесту Морозко, спрятало от злых глаз Хозяина Золота, и даже когда на расстояние локтя он однажды оказался, и то не углядел Снежку.
Она же в тот миг едва в яхонт не вросла, пытаясь со стволом каменной ели слиться. Задрожала вся, показалось, что сердце из груди выпрыгнет, так билось сильно.
- Где же ты, милая? – ласково увещевал старик, сафьяновыми сапожками яростно топча камень, превращая траву и хрупкие цветы в сверкающее крошево. И бросался горный дух слитками золота, и тряс деревья самоцветные, и ломал стволы – так, словно силы немереной был. Впрочем, кто его знает, духа-то, недаром он место такое создать смог – видать, все же не обделен он и мощью, и силушкой, и чарами.
Вихрем золотым носился старик, но бояться Снежка маленько перестала, когда поняла, что волшебная сила хранит ее.
Ждала терпеливо. Верила – придет Морозко.
И вот много ли времени прошло, мало ли, а раскрылась гора, затрещала страшно скала, и словно бы громовой раскат донесся до испуганной Снежки, когда в вихре белом явился перед ней Морозко. В шубе, опушенной белым мехом, в короне изо льда и искристых топазов, был он молод и хорош собой, век бы Снежка на жениха глядела, и то не насмотрелась бы. В руках Морозко – посох с крупным кристаллом в навершии – прозрачным, как слеза. Громыхнул он по скале золотой этим посохом, и по ней изморозь белыми змейками поползла, трава малахитовая инеем покрылась, и весь мир духа подгорного застонал от холода.
За спиной Морозко вьюга вилась, застилала поземкой след его, ветра северные выли, и бежали снежные волки во тьму, путь в мир явий указывая. Те самые стражи зимние, что сопровождали сани Снежки, когда отправилась она к своему жениху.
И Снежка бросилась в объятия Морозко, и стук его сердца в ее груди отдался, и понеслись они, окруженные белым маревом снежным, по широкому тоннелю прочь от золотого искрящегося мира, мертвого в своей окаменелости. Много чего хотелось сказать, о многом спросить, но некогда было – нужно было сбежать от Хозяина Золота, пока он снова какую пакость не задумал.
Еще наговорятся – вся вечность у них впереди.
И тьма на крыльях нетопырей летела вслед за ними, смыкаясь позади, и белая змейка, в которую превращалась вьюга, казалась единственным, что можно разглядеть в этом кромешном мраке, полном теней иного мира, стонов и криков, страха, приходящего к людям во сне. И тьма ухала, кричала, плакала, будто не желая отпускать Снежку, и когтистыми пальцами теней хватала ее за подол невестиного платья. Но Морозко крепко держал невесту, и тьма отступала, сворачивалась черной лентой, пряталась от взгляда зимнего царя в расщелинах скалистых стен. Вскоре хлынул свет морской белопенной волной, и открылись взору Снежки просторы Синегорья – холмы и шиханы, скалы и древние реки, скованные панцирем льда, и похожие сейчас на синие ленты в белоснежной косе Матушки Метелицы. И снежные волки победно взвыли, взлетая над горами, и тайга темным ковром раскинулась внизу.
