Глава1
На Родину..
Ничего он не чувствовал, вяло, безо всякого интереса смотрел на проносящиеся мимо пейзажи. Ничего особенного, все, как везде: то же небо, солнце, та же трава; деревья, быть может, несколько иные. Зато уж российские дороги сумели здорово удивить! А дед так восторгался своей исторической родиной, буквально бредил ею. И все его рассказы ( выдуманные или реальные) всегда сводились к России, к самому ее сердцу – глубинке с удивительным и милым названием – Сапожок.
Потому он с раннего детства мечтал увидеть эту странную, интересную, опасную, но такую притягательную страну. Дед не препятствовал ему смотреть телепередачи о России, не прогонял, когда долгими зимними вечерами его солидные подгулявшие друзья вовсю костерили варваров-русских. Он не заступался за своих бывших соотечественников, молча ухмылялся в усы. А потом, далеко за полночь, спрятавшись от Марго (нет, не бабушки, Боже избави!), в полумраке освещенного лишь старинной зеленой лампой кабинета, закутавшись в шерстяной плед и прихлебывая душистый чай с чабрецом (с трудом доставлявшимся из любимой России и бережно хранимым), убедительно парировал для своего светловолосого любимчика-внука все их яростные выпады. И после того все эти важные и напыщенные фабриканты и банкиры казались ему не более, чем дураками.
Россия манила все больше. Только все эти хлопоты, связанные с неожиданной поездкой, нервозная поспешность, с которой все организовалось, накопившаяся усталость никак не давали ему расслабиться и подумать, зачем он, собственно, едет в какое-то захолустье.
В их огромном, старом, темноватом доме, где прошло все его детство, всегда было очень много занимательных для ребенка вещей. И дед, и Марго (не бабушка!) слыли в их городке странными, неразборчивыми коллекционерами. Благо, деньги всегда водились (у деда был небольшой, но стабильный бизнес), они могли скупать всякую «ерунду», как говорила горничная, вынужденная очищать все это от пыли и расставлять по местам. Статуи и статуэтки, картины и посуда, мебель, ковры, гобелены, книги и рукописи, ювелирка. Всего было полно и хранилось, хоть и без четкой системы, но в относительном порядке.
Все вещи были старинными и несли на себе печать прошедших времен, что истинный коллекционер чувствует сразу. И далеко не все можно было считать хламом. За некоторыми из них велась настоящая охота среди ценителей раритетов. Но дед никогда ни с чем не хотел расставаться. У всех вещей было нечто общее – все они были из России, и на всех так или иначе изображена сова. Это было как-то связано с их фамилией – Совински. Приобретая каждый предмет, дед долго его рассматривал. В это время он был каким-то радостно возбужденным. Потом его настроение угасало и он терял интерес к очередному предмету. Тот находил себе место среди других и жил дальше в этой «большой семье».
Дед никогда не вел каталога. Но он говорил, что все его приобретения очень ценные и могут помочь в жизни. Марго (не бабушка, Боже избави!) тогда бросала на него быстрый и какой-то тревожный взгляд, и дед надолго умолкал.
Это было хорошее, беззаботное время – его детство в старом венгерском городке с его размеренным бытом, где никогда ничего не происходило, и каждый знал обо всех все на годы вперед. Потом длинная школьная история, нудная и серая, скучная и бесконечная. Именно в один из таких унылых дней он, вернувшись из школы, застал Марго растерянной (чего с ней никогда не происходило), заплаканных повариху и горничную. И сразу в голове пронеслась мысль, что деда он больше никогда не увидит…
Он смутно помнил, как будто сквозь звенящий колпак, обращенные к нему слова, попытку Марго обнять, и как деревья старого парка хлестали его по лицу, смешивая слезы с дождем. Как долго, совершенно вымокнув и замерзнув, сидел на замшелой каменной скамейке на берегу маленького паркового пруда и не воспринимал ничего, кроме истеричного крика вспугнутых диких уток, устроившихся в непроходимых камышах.
Почти сразу он уехал в колледж. И совсем другая, непривычно живая студенческая среда как-то сразу сделала и его другим – веселым и бесшабашным. Иные события и ценности завладели им. И только, приезжая на каникулы к Марго, он снова становился послушным и серьезным, никогда не нарушавшим запретов мальчиком. Правда, более высоким и широким в плечах. А Марго и дом казались потерянными во времени, ничуть не меняясь. Они не согнулись под тяжестью лет и оставались такими же – высокими, прямыми и гордыми, и вели свою привычную жизнь вполне довольные друг другом. Марго занималась собой, о доме заботились слуги.
И вот однажды, много лет спустя, Марго совершенно неожиданно стремительно появилась на пороге его кабинета, чуть не сбив с ног секретаршу. Элегантное голубое, безупречного покроя английское пальто было расстегнуто, маленькая шляпка-таблетка сбилась набок, выпустив из прически длинную черную прядь, а яркие и яростные глаза в обрамлении щеток нарощенных ресниц метали молнии.
Отпустив с извинениями бедную секретаршу, усадив нервно озирающуюся Марго в кресло для гостей и в третий раз подливая ей в бокал коньяк, он слушал какую-то белиберду и ничего не понимал: опять какой-то аукцион с какой-то очередной рухлядью, за которую Марго сражалась, аки лев, приобрела ее и уже везла в свой дамский клуб похвалиться перед подружками.
