998 год от созревания божественных плодов манго, 27-й день месяца ярбяон, в который я не чувствую счастья
13:00
Мой последний день дома, в родной саванне. Завтра днём лечу в Дальний Лес с «Аистиным клином». Полетела бы позже, но рейс перенести невозможно. У них в Дальнем Лесу наступает зима, и воздушное сообщение прекращается.
Прилечу туда и увижу снег. Снег, насколько я поняла, – это белая сухая вода в виде холодного порошка, и у них там весь Дальний Лес засыпан горами этой воды, и никто её даже не пьёт (вернее, не ест), из сухой воды они лепят шарики и ими кидаются.
Прилечу – и увижу Барсукота. Мы потрёмся носами, помечая друг друга, обозначая, что я – его, а он – мой. Что мы друг другу принадлежим. Что я больше не вольная кошка саванны, а невеста Барсукота и новая сотрудница Полиции Дальнего Леса. Барсукот обо всём договорился с Барсуком Старшим. Они берут меня на работу.
Прилечу – и встречу в Дальнем Лесу с барсуками полиции Новый Год, он ещё у них называется Рождеством Небесного Медвежонка. Только празднуют они его очень странно. Новогодняя ночь с 31 ярбакед на 1 яравня у них самая тихая ночь в году. Не то что у нас. В Редколесье в Новый Год все поют и танцуют, шаман бьёт в бубен, ровно в полночь – совместное моление о дожде. Им, конечно, в Дальнем Лесу не нужно моление о дожде – у них и так полно сухой воды в порошке. Но когда так много воды – отчего не спеть, не потанцевать? Тем более в день рождения божественного детёныша. А они не просто не отмечают – а тихонечко, как мышки, сидят всю ночь в своих норах и не решаются даже пикнуть. А до этого весь день говорят вместо поздравления: «Главное, чтобы Небесный Медвежонок не проснулся сегодня ночью». Почему-то они скрывают от Медвежонка, что он в эту ночь родился. Барсукот обещал объяснить, с чем связана эта традиция. Когда я прилечу.
15:00
Почему же я не чувствую счастья? Потому что это мой последний день дома. В родном Редколесье.
Говорила в скалах с отцом. Он подавлен моим отъездом, но держится. Пожелал мне «самкиного счастья» с Барсукотом. Я разозлилась и на него нашипела, теперь жалею. Просто это было обидно. Как будто меня в жизни интересуют только самцы. А тот факт, что в Дальнем Лесу меня берут на работу в полицию, как будто не имеет значения.
18:00
Геп туда же:
– Лина, крошка, ты же вольная кошка саванны! Ты рождена бежать босыми лапами по песку – нос по ветру, хвост трубой! Так зачем тебе холод, снег, да к тому же ещё вегетарианство, они жрут там крапиву и лопухи, трубкозуба им в зубы, это же унизительно, детка! Плюнь на этого кота драного, оставайся с нами, выбирай любого гепарда. Хочешь, я на тебе женюсь?
Я, конечно, послала его к страусу в гузку. Геп ведь знает, как я ценю свободу. Так что все эти разговоры про свадьбу и про самцов – специально чтобы меня позлить. Ничего унизительного для вольной кошки саванны нет в том, что она полюбила кота полиции и летит к нему, чтобы вместе расследовать зверские преступления.
Утро 28-го дня ярбяон, в которое я открываю дело о зверском мошенничестве
06:40
Рано утром зашла медоедка, принесла мне баночку мёда – с собой, в дорогу. Мне пришлось отказаться: я лечу налегке, без багажа и даже без ручной клади.
– Как же мы тут без тебя, полиции каракал, – сказала Медея.
Каждый раз мне ужасно стыдно, когда она зовёт меня полиции каракалом. Ведь на самом деле как не было, так и нет никакой полиции в Редколесье. Я придумала себе должность. Кроме медоедки, все это понимают.
Посидели немного, она сама же съела весь мёд, который мне принесла, и ушла. А спустя минуту – стук в дверь. Я подумала: она, наверное, вернулась за пустой банкой, – но это оказалась не медоедка, а Бородавочница, уличная торговка.
– Ничего не покупаю, – сказала я.
А она стоит себе на пороге и не уходит. Бородавочница всегда ведёт себя нагло, продукты у неё часто несвежие, энергетики я редко употребляю. Неизвестно, чья там на самом деле кровь в этих москитах, может быть сурикатья. А наивные звери употребляют кусь-кусь «Сила каракала» – а потом всю жизнь думают, что каракалы – слабые и безвольные, раз у них, потребителей, энергии и сил не прибавилось.
А ещё говорят, Бородавочница продаёт свои собственные бородавки под корочкой. В общем, я её недолюбливаю, поэтому, как всегда, говорю:
– Ничего не надо.
А она такая:
– Зато мне надо. Вы вообще полиция или где? Мне кокоши фальшивые вчера подсунули!
– Кто подсунул?
– Почём я знаю? Какой-то из покупателей! Это вы должны знать, кто преступник! Вы полиция, а не я! А вы, самочка, тут бездействуете, в ус не дуете! Прохлаждаешься! – она вдруг перешла на «ты», решив, по-видимому, что мы уже достаточно сблизились. – Да ещё и кисточки на ушах не стрижёшь!
– Никакая я вам не самочка, – говорю. – И никакая я не полиция. Нет полиции в Редколесье.
– Так ведь это… – смотрит на меня прищуренными свинячьими глазками. – Мне жена шамана говорила, что ты полиции каракал. Это, кстати, именно она догадалась, что у меня кокоша фальшивая. Я за мёдом к ней, значит, пришла, даю ей, значится, стококошную монету из вчерашней своей выручки – а она её взяла и тут же мне назад протянула: мол, это ненастоящая. Лапки у неё чуткие… Так ты кто же, если не полиции каракал?